— Ну, смотри, Миша. Христа ради прошу, не залезай на крышу. Помилуй бог, сорвешься ночным делом — пропадешь. Лучше в ноги кому поклонись, чтобы посадили в спокойное место. Что я буду делать, когда одна останусь?
— Не бойся, мама, не упаду.
Осмотрел Мишка лапти, разбитые в пятках, нахмурился.
— Худые, черти!
Но тут же успокоился.
— Теперь не холодно, босиком можно.
Ножик складной отточил на кирпиче, шилом дырочку просверлил в рукоятке, повесил на ременный поясок, чтобы не потерялся. Отсыпал соли в тряпичку, крепко затянул узелок, чтобы не рассыпалась. Свил веревочку кудельную про запас: мало ли что может случиться в дороге! Отец покойный всегда так делал: едет на базар, ось запасную берет, колесо, оглоблю. Колеса Мишке не нужно, а веревочка эта годится.
Мать достала мешочек-пудовичек, наложила заплаты с обеих сторон.
— Одного-то хватит, Миша?
— Давай два, из двух не вывалится. Можа, разные куски будут давать.
Поверила мать.
— И правда, Миша. Все бери, чего придется. Можа, зерном маленько принесешь — посеем.
Сняла с себя в чулане рубашку мать, отрезала станину[2] красную на мешок.
Бросил Яшка ружье деревянное делать, с удивлением взглянул на брательника.
— Мишк!
— Ну?
— И Сережка едет с тобой?
Не ответил Мишка. Вышел на двор, огляделся.
Вот так голод!
Колесо валяется, дуга валяется, а лошади нет и коровы нет. Раньше куры клохтали, петух во все горло кричал, теперь только столбы да крыша худая. Ну, ничего. Удастся в Ташкент хорошо съездить — дело поправится. Самое главное, бояться не надо. Едут другие, и Мишка попробует. Он только годами маленький, на делах его большой не догонит.
Опять мужики на улице говорили про Ташкент. Кружились в мыслях около невиданного, слушали про сады виноградные, дразнили себя пшеницей двух сортов: поливной и багорной. Цены невысокие. Рай! А попасть трудно: билет нужен, пропуск нужен.
Мишка не боялся.
Как в сказке, стоял перед ним Ташкент — город хлебный. Сады виноградные — во! Шутя можно урюку карман нарвать. Все равно, если ползком, никто не увидит.
Говорили мужики — воздух очень горячий там — задохнуться можно — и этого не боялся Мишка. Наверное, речки есть, как у нас. А раз речки — можно купаться.
Когда Сережка упомянул про киргизов, мимо которых придется ехать, Мишка и тут не сробел.
— Если киргизы — люди, чего их бояться?
— А можа, они не люди?
— Там увидим. Сейчас наскажут всякой всячины.
