Ракетный гром | страница 43



— Я просмотрел ваши документы, — сказал Громов. — Скажите, пожалуйста, генерал Гросулов, Петр Михайлович, вам отец?

— Нет. — Я тогда твердо решил никогда об этом не говорить в армии. Зачем? Отец сам по себе, я сам по себе. Мама как-то рассказывала, что будто бы отец настолько строг, что в войсках даже анекдоты ходят по этому поводу. Правда, мама оговаривалась: «Его просто не знают, душа у него добрая». Может быть, и добрая, откуда мне знать: с восьми лет; с той поры, как пошел учиться, я жил все время у бабушки Маши на Чистых Прудах. Отец приезжал и уезжал, иногда на лето забирал меня то в Белую Церковь, то на север, то в Новосибирск.

Мама несколько раз пыталась навсегда увезти меня. Бабушка Маша, с которой считались в семье, прижимала меня к своей теплой груди, говорила: «Не отдам, загубите дите. Сами живете как перелетные птицы, у вас ни кола ни двора. Не отдам».

Мама уступала бабушке. Отец при этом молчал. Только один раз вмешался: «Любаша, потерпи немного, два-три годика». Мама спросила: «Потом что?» — «Может и наш разводящий придет. Видит бог, дипломаты стараются». — «А ты веришь им?» — спросила мама. Отец сощурил глаза: «Своим верю, буржуазным сорокам не верю. Стрекочут о мире, а в карманах у них бомбы». — «А у тебя что в кармане?» — загорячилась мама. Папа вдруг запел:

Если завтра война,
Если враг нападет,
Если темная сила нагрянет,
Как один человек, весь советский народ
За свободную Родину встанет.

И, каким-то жалостным взглядом посмотрев на меня, сказал:

— Меня труба зовет, сынок. Извини, скоро встретимся.

Это было перед его последним отъездом. Мне показалось, что он торопится уехать из Москвы. Бабушка Маша, глядя ему вслед, качала головой: «Нет, его разводящий не скоро придет. Побежал в свое войско, будто без него там все заржавеет. И погоны с него нельзя снять, умрет он без них... Он и в детстве драчуном рос. Жил по соседству мальчишка. Бароном его кликали. Так Петя каждый день лупил того паренька, пока тот не выколол у себя на груди: «Я есть Чапай». Потом стали дружить. А Барон теперь во флоте служит, целым флотом управляет».

Громов смотрел на старшего лейтенанта, застывшего в неподвижности, как изваяние, в двух метрах от стола.

— Михаил Савельевич, слышали?

— Точно, товарищ подполковник, сын, — подтвердил Михаил Савельевич так, словно открыл ту мысль, которую мы искали на чердаке, пожирая множество книг.

— Ладно, ладно, — примирительно произнес Громов и спросил: