— Пора, Оля! Надо ехать. Попрощаться надо.
Ольга Степановна с трудом поднялась, повернулась к Алешке. Тот ожидал увидеть заплаканное лицо, но у Ольги Степановны были совершенно сухие глаза, и в них застыли злость, ненависть и негодование. Алешкой овладело неприятное чувство не то чтобы страха, но необъяснимого стыда. Ему вдруг показалось, что женщина сейчас кинется на него, будет царапаться, кусаться, душить. Но старуха отвернулась и, не произнеся ни слова, вышла на улицу.
Всю дорогу до города в машине стояла мертвая тишина. Алешка сел на переднее сиденье. Мать и Павел Николаевич — сзади, по бокам от Ольги Степановны. Пока женщины усаживались, мужчины успели выкурить по сигарете и перекинуться парой слов.
— Как она? — спросил Алешка, кивая в сторону Ольги Степановны.
— Плохо, умереть хочет. Все ей стало безразлично. — Павел Николаевич тяжело вздохнул.
Алешке показалось совсем другое: если она и в самом деле хочет умереть, то не одна, прихватив с собой еще кого-нибудь.
Они поехали прямо на кладбище — там уже был полный сбор. Водитель высадил их у центрального входа, потом достал из багажника огромный букет темно-бордовых роз, вручил его Алешке, сел в машину и уехал.
Все приезжающие следовали в траурный зал. На большом мраморном столе стояло два роскошных дорогих лакированных гроба. Чуть сдвинутые крышки открывали верхние половины тел. Ксения лежала в белом подвенечном платье, фате. Всю ее покрывали великолепные белые лилии.
Посетители проходили возле гробов, кто-то останавливался, кто-то возлагал цветы на специальный постамент. Было очень много молодежи, вероятно, сверстников Ксении Татуриной. Девочки плакали. Юноши держались, но было заметно, как многие из них отворачивались, кашляли, опускали глаза.
Возле гроба Ильи Сергеевича выстроился почетный караул. На длинных скамьях сидели родственники — старик Татурин, жена Ильи Людмила, десятилетний сын Сережа, еще несколько незнакомых лиц.
Ольга Степановна и Светлана Арнольдовна подошли к семье, сдержанно поздоровались с сидящими ближе к гробам, потом влились в общую процессию, проходившую около почивших. Алеша и Павел Николаевич присоединились к женщинам.
Задержавшись у гроба Ксении, Ольга Степановна подошла к гробу Ильи, и подошла так близко, как только позволял мраморный стол, положила руку на крышку и стала тихонько, одними губами что-то нашептывать.
— Это она ему колыбельную поет, — объяснил Павел Николаевич на ухо Алешке.
