Вечером за ужином мама сказала:
— Алеша, у тебя завтра как со временем?
— Да вроде ничего, а что?
— Я тебя хотела попросить поехать с нами на похороны. Ольге Степановне очень плохо. Боюсь, мы с Павлом Николаевичем сами не справимся. Машину за нами завтра пришлют, отец с кем-то договорился.
— Хорошо, я поеду с вами.
Алешка обрадовался маминой просьбе. Всю дорогу домой из города он обдумывал, каким образом попасть на похороны Татурина-младшего. С одной стороны, ему было неприятно использовать горе людей в корыстных целях, а с другой — похороны — это как раз событие, на которое собирается масса народу, событие, где можно без проблем увидеть всех, кто окружал покойного, любил его, ненавидел, работал вместе с ним… Алешка надеялся, что его способность чувствовать поможет ему и тут. Что он хотел узнать конкретно, он пока даже не мог разобраться, но знал, что ему там быть необходимо.
Утро будто плакало вместе с людьми. По оконному стеклу стучал мелкий, моросящий дождик. Капли ударялись о стекло и медленно стекали вниз. Алешка проснулся, едва послышались первые звуки в доме. В коридоре он уловил мамины шаги, на кухне гремела посуда. У ворот затарахтел автомобиль. В дверь постучали.
— Алеша, пора вставать, — заглянула Светлана Арнольдовна.
— Да, мама, уже встал.
— Очень хорошо, быстренько поднимайся, будем завтракать.
В столовой она поставила перед ним на стол тарелку с оладьями и стакан кефира.
— Спасибо мама, но не стоило беспокоиться. Я не голоден.
— Поешь, силы, думаю, тебе сегодня понадобятся, — сказала мама и вышла из комнаты.
Алешка быстро проглотил завтрак и пошел одеваться. Из своего гардероба он выбрал самое темное, что там было. Темно-серый костюм, синий в полоску галстук, черную сорочку.
Спустившись вниз, Алешка застал невеселую картину. В столовой, опустив голову на руки, опершись ими на стол, сидела Ольга Степановна. Она за эти часы постарела и осунулась. Из-под черного платка выбивались седые пряди. В руках она держала белый носовой платок, рядом с ней стоял стакан воды. Пахло корвалолом. Мама подошла к ней со шприцем в руках, сама загнула рукав платья, смазала ваткой предплечье, воткнула иглу. Старуха никак не отреагировала. В столовую вошел Павел Николаевич:
