– …Что в этом мире воспринимается как противоположное – например, справедливость и милосердие, – в сознании Бога едино – разумеется, это образно, – и это, кстати, соотносится с вышесказанным о диалектической истине…
Джейкоб понимал мамино стремление скрыться. У нее бегство в конкретность было буквальным: он помнил бурую глину у нее под ногтями. Подсыхая, глина отшелушивалась маленькими полумесяцами. Помнил крохотный хаотичный космос в бельевом шкафу и кладовке, безуспешно ожидавший дня, когда мать приведет в порядок дом и себя. Потеряв терпение, Джейкоб сам брался за пылесос.
Плоть от плоти отца и матери, не отец и не мать – явление частое и все равно загадочное.
Сэм вздохнул:
– Опять я заболтался.
– Нет-нет…
– Я же вижу.
– Что ты видишь?
– Ты улыбаешься.
– Я не могу улыбаться от счастья?
– Я хочу, чтобы ты был счастлив, – сказал Сэм. – Для меня нет большей радости. Однако я подозреваю, что улыбаешься ты не поэтому.
– Ты в своем духе, абба.
– А в чьем еще мне быть?
Джейкоб рассмеялся.
– Во всяком случае, хорошо, что на этом свете нет истинного суда. Никто не выдержит пристального Божьего взгляда. Любой растает, как воск на огне.
– Ну, мне как-то неохота думать о том, что меня ожидает после смерти, – сказал Джейкоб.
– Мне казалось, ты в это не веришь.
Обманутый легкостью фразы, Джейкоб не сразу уловил ее подтекст.
– Я сам не знаю, во что верю, – ответил он.
– Для начала неплохо, – сощурился Сэм. – А теперь я соберу тебе гостинчик.
Он переел: снились мучительно яркие, почти осязаемые сны. Снова сад, и снова Мая, и он рвался к ней, а она была неуловима, и он оставался пожизненным узником страсти.
Весь в испарине, Джейкоб проснулся и понял, что во сне мастурбировал.
Он сонно поплелся в ванную завершить начатое.
Не завершалось. Постарался ее представить.
Без толку – она испарилась.
Попытался вспомнить свои самые яркие победы.
Все напрасно.
Джейкоб посидел на краю ванны, глядя на скукожившийся член. Потом включил телевизор, где рекламные ролики наперебой уверяли: все нормально, бывает со всяким и в любом возрасте. Однако для него это был новый опыт, и он Джейкобу совсем не понравился.
Он встал под душ – холодный, насколько мог вытерпеть.
В половине девятого он уже был на пути в Сан-Диего. Из подстаканника торчал буррито, купленный на заправке. Джейкоб переключал станции на приемнике, надеясь заглушить отголоски стыда и смятения.
В кои-то веки скоростное шоссе оправдало свое название – к пристани Пойнт-Лома Джейкоб приехал за четверть часа до назначенного срока. Припарковавшись, вылез из машины и полной грудью вдохнул ароматы океана и солярки. В гавани сквозь туман маячила громада моста Коронадо; военный корабль пришел на ремонт. Кружили чайки – издевались. Из обгаженного таксофона Джейкоб позвонил Людвигу и попросил поспешить, иначе его тут разбомбят.
