— Господи Иисусе!
Эрл Коули по прозвищу Лягушатник был ростом под метр восемьдесят и весил добрых сто пятнадцать кило. Его черная, как гуталин, кожа сияла под светом лампы; голова, казалось, была высечена из единого куска камня, смягченного только изрядными запасами жира в области шеи и щек. Двадцать три года назад он был испольщиком на орошаемых землях Накогдоша в Восточном Техасе и имел жену, четырех детишек и мула. Однажды он застукал на месте преступления двух белых недорослей, ливших в глаза его мулу, привязанному к изгороди, жидкий растворитель. Взяв в руки плетеный кнут, Коули задал парням такую трепку, какую те заслуживали. Но нигер, поднявший руку на белых мальчиков, ищет неприятностей на свою голову, и суд графства, признав Коули виновным в нападении на детей и покушение на убийство, засадил его в тюрягу на срок от десяти лет до пожизненного. Лягушатник не видел свою жену уже семнадцать лет, а детей — двенадцать. Последние пятнадцать лет Эрл Коули работал суперинтендантом тюремного лазарета.
И вот сейчас он топал по центральному проходу палаты, засучивая на ходу рукава белого халата. Коттон отпустил подушку и быстро — насколько это возможно — заковылял обратно к своей койке; от страха его татуированная кожа обтянула скулы. Когда Коттон поравнялся со своей койкой, Коули сграбастал алюминиевый кувшин и вмазал им Джимпу по роже. Даже Уилсона, за плечами которого пятнадцать лет выступлений на ринге, передернуло при звуке удара. Коттон перевернулся и грохнулся на койку ничком, всхлипывая и прикрывая голову руками. Какое-то время Коули стоял над ним, трясясь от злости; в его зрачках притаилась смерть. Сделав над собой усилие, он перевел взгляд на Гарви: тот не подавал признаков жизни. Коули бросил кувшин, на котором отчетливо отпечаталась физиономия Коттона, и побежал через палату.
Сорвав подушку с лица Гарви, он подсунул обе руки под обмякшее тело парня и перевернул его на бок. Гарви едва дышал. Фельдшер залез ему пальцами в рот и вытащил спекшийся комок насыщенной заразой слизи. Гарви испустил слабый хрип. Коули через плечо взглянул на Уилсона:
— Подай тот аспиратор, парень. — Коули ткнул пальцем в свисавшее из фанерной коробки в ногах койки пластмассовое приспособление с двумя гибкими трубками. — Ну, эту пластиковую штуку, живее!
Уилсон шагнул вперед, но ноги окончательно изменили ему, превратившись в кисель, и он ухватился за спинку койки. Боксеру стало стыдно, но, во всяком случае, он сдержался и не схватился за живот, хотя ему этого очень хотелось. Взглядом он просил Коули о помощи.
