Бунт в «Зеленой Речке» - Тим Уиллокс

„Если хочешь, представь себе тьму, а во тьме той — стальные прутья, проросшие ржой и вековой грязью. Прутья вбиты в глыбы гранита, столь же древнего, как и холмы, что держат на себе эти скрепленные известковым раствором стены, громоздящиеся на многие десятки метров.

Промеж прутьев, глубоко под стеной течет поток сточных вод, вспененных извержениями не только двух с половиной тысяч затравленных людей, ныне здесь живущих, но и несчастным количеством их предшественников.

Вдохни же этот адский воздух: ощути его вкус и осознай, что это вкус и запах наказания в чистом его виде. В этом гниющем шлаке таится парадокс страдающей породы людей, и нет ей подобной. Здесь эта раса находит цель своего пути, сливаясь наконец в слепом единении с ненастным, не знающим преград потоком отбросов, которые есть судьба всего сущего. Эти сточные воды, текущие в жилах тюрьмы-монстра, стекаются со всего мира; здесь заканчивается необходимость и начинается вероятность. Здесь, в торжестве и боли полного забвения.

Это „Зеленая Речка“.

А это история ее бунта“.

За миллион человеколет ноги заключенных отшлифовали гранитные булыжники до маслянистого блеска, впитавшего в себя людскую боль и унижение. Когда начальник тюрьмы Джон Кемпбелл Хоббс вышагивал по центральному проходу блока „В“, его ноги мистическим образом чувствовали под собой въевшиеся в камень отпечатки подошв тяжелых ботинок. В горле застыл привкус разлагающегося застарелого пота и инфицированной мокроты вперемешку с вонью никотина и гашиша. Концентрированное зловоние человеческих отходов и страдания — страдания высшей степени, многие десятилетия копившегося под высокой стеклянной крышей, грандиозным сводом вздымавшейся над тремя вертикальными ярусами переполненных камер. Здесь людям предписывалось стоять на коленях, а тем, кто не желал, надлежало преподать суровый урок.

Безусловно, в мире есть места и похуже, но все они далеко за пределами Соединенных Штатов. По-своему это одно из самых совершенных заведений, продукт цивилизации, той самой цивилизации, которая разлагалась прямо на глазах Хоббса и которую он презирал с такой страстью, на которую только был способен его выдающийся интеллект.

Стальные подковки ботинок Хоббса выбивали о камни пола ритмичную дробь, и этот звук вернул мысли начальника к его служебному долгу — воспитывать и наказывать. Хоббс выполнял его со всем возможным старанием. Еще до сегодняшнего дня он не стал бы принимать происходящее так близко к сердцу, но отныне начальник тюрьмы пойдет другим путем.