На последней партийной конференции его избрали в состав областного комитета партии, а недавно утвердили зав. отделом.
Когда Грибанов рассказал о статье Стрекача, Юрмаков молча слушал, но потом улыбнулся — первый и последний раз за все время разговора! — и сказал:
— Я в горном деле не силен, объясните, пожалуйста, еще раз, поподробнее. Вот вы говорите…
И тут он стал задавать один вопрос за другим. Грибанов и Шмагин объясняли.
Потом Юрмаков взял трубку и попросил соединить его с редактором.
— Говорят, ты хорошую статью не пропускаешь. Боишься, что ли? О новом методе разработки руды… Да, Бурканского. Москву? Однако и местную инициативу надо… Семь раз отмерь? Ну, это другой вопрос. Согласен. — Положил трубку. — Он говорит, что поручил все проверить и перепроверить.
— Ряшков юлит, — возмутился Шмагин. — Он же мне прямо сказал, если, мол, вам надо — обращайтесь в Москву.
— Да нет. Попробуем на месте решить. Я вызову людей, переговорим, взвесим все, тогда решим. Согласны?
4
Через три дня редактор дал команду — печатать. Ряшков даже рад был, что рудничное дело приняло такой оборот: «Как ни есть — вопрос серьезный, — думал он. — А если выйдет осечка, — заставили, нажали сверху».
На этот раз радовались журналисты, радовался и Ряшков. Только радуясь, думали они о разном.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
ИДОЧКА БУШУЕТ
1
Она сидела на диване и плакала. Когда вошел муж — даже не шелохнулась.
— Что случилось? — спросил Иван Степанович. — Опять разбушевалась?
— Да, да, опять. — Агриппина Львовна метнула на него взгляд, звучно продула нос в платок. — Я больше жить здесь не буду, не могу. Мне нужна отдельная квартира, отдельная! Понимаешь? — Она торопливо одернула халат и подошла к супругу. — Я, голубчик, шутить не люблю. Ты работник руководящей номенклатуры…
— Но что случилось? Уж тебя-то кто мог обидеть?!
— Соседушки твои, «мирные люди».
Ряшков со своей супругой занимал две комнаты, а в третьей, маленькой, жил молодой железнодорожник с женой и четырехлетним сыном Вовкой.
Агриппина ненавидела эту семью, не любила даже ласкового, по-детски доброго и жизнерадостного Вовку.
На общей кухне Агриппина Львовна была полной хозяйкой: она поставила здесь большой стол, шкаф с посудой, ящики для хранения овощей и топлива, окно заставила стеклянными банками и различными пузырьками. Соседке некуда было даже кастрюлю поставить.
Но та все-таки была недовольна. Ей не нравилось, что соседка называла ее Агриппиной Львовной, а не Идой, а потом у соседки был Вовка. Этот мальчишка никак не мог понять, что по коридору надо ходить молча и к тому же на цыпочках.
