— Куда? — засмеялась Люба. — Павел Борисович, уберите письмо — схватит.
— Ну, я уж не такой, как у вашего отца дети.
Он взял в руки письмо, а Павел продолжал просматривать фотографии. Вот ребята карабкаются на скалы; здесь переправляются через горную реку; варят обед; тут склонились над картой…
— О, братцы, — крикнул Володя, потрясая конвертом. — Это же чистейший подхалимаж! Дети хвалят своего учителя. Подстроили.
— Хороши дети, — возмутилась Люба, — ученики седьмых и восьмых классов.
— Ну и что? Нет, нет, я бы на вашем месте ни за что не взял этот материал, а отдал бы его… мне.
— Дудки! — подразнила его Люба. — Здесь целый фотоочерк будет.
Курбатов, почесывая затылок, огорчительно пробубнил:
— Завидую я вам, черти полосатые.
Павел сходил к Армянцеву. Отобрали с ним лучшие фото, договорились, как их расположить в газете, сколько к ним дать текста. Потом он сел писать фотоочерк.
3
Утром Голубенко подошел к Павлу и спросил телефон Ани. Грибанов удивился:
— А зачем тебе?
— Надо. — Записал на уголке газеты номер телефона и ушел.
Павел вскоре забыл об этом. Но в середине дня, пробегая с рукописью в машбюро, Грибанов заметил шушукавшихся в коридоре Голубенко, Шмагина и Курбатова. Увидели его, заговорили о чем-то другом и разошлись. «О чем они?» — недоумевал Павел.
А Курбатов тем временем вошел в кабинет и, улыбаясь, стал угощать Любу конфетами «Ривьера».
— О, шоколадные, не откажусь, — и решительно сунула руку в кулек.
— Чур, не все, — взмолился Курбатов.
— Пожалел.
— Не пожалел, а… убывает.
Пошутил, посмеялся, угостил конфетами Павла и стал бойко рассказывать о своих успехах.
— Смотрите, сегодня у меня сплошные удачи: заглянул в гастроном — шоколадные конфеты; всего два часа походил по городу и схватил пять информаций.
— Для газеты, — спросил Павел, — или для…
— Не, не, для газеты. Да еще какие — пальчики оближешь. Вот послушайте. — Он начал было листать блокнот, потом вдруг закрыл его: — Э, нет! Не скажу. Перехватите. Любе только дай.
— Да у тебя, их просто нет, — съязвила Люба.
— Я тебе говорю, за час — пять информаций, пять штук!
— Володя, — вставил Грибанов, — у нас на фронте в таких случаях говорили: «Нагнись, братцы».
— Почему?
— Брехня летит!
Люба закатилась со смеху:
— Володя, как тебя поймали!
— Да идите вы к моей бабушке, — он махнул рукой и, тоже смеясь, сел за стол. — Вам хорошо, а тут… сдавать нечего. Армянцев вот-вот заявится.
Пошутили, посмеялись и снова — за дело. Работалось легко.
