Мастера Книги | страница 42
Кстати ремень безопасности по крайней мере в нашей стране вполне можно считать той демаркационной линией, которая отделяет тех, «кому не обязательно» от прочей «шушеры». Помните, как в свое время так называемые «крутые» считали прямым оскорблением предложение пристегнуть ремень?
А вот Америку и Европу этот ремень пристегнул окончательно. Провозгласив всеобщее равенство пусть даже перед законом, они расписались в собственном бессилии, в неспособности и дальше вести жестокую конкурентную войну за тот или иной уровень узаконенной безнаказанности. И это стало сигналом для тех, кто раньше не мог себе позволить выйти из тени: всяких меньшинств, феминисток, эмигрантов… Теперь они грызутся между собой за право владеть когда-то «Белым Миром», а вся их хваленая демократия есть просто несколько иной взгляд на правила этой игры.
Но, кажется, я заболтался.
Получив оружие и разрешение делать практически все, что захочу, в виде красной книжечки, работодатели вознесли меня на такую высоту на лестнице безнаказанности, что у меня первое время кружилась голова и тряслись коленки. Все было, как и предсказывал Владимир.
Выходя из дома, я буквально мечтал о том, чтобы кто-то захотел стать живой мишенью, чтобы ко мне прицепились менты, и я, сунув им под нос свою книжицу, послал бы их ко всем чертям открытым текстом. Я постоянно ловил себя на том, что слишком дерзко пялюсь на какого-нибудь гопничка или его подругу, буквально провоцируя его на агрессию.
Дома же или в библиотеке я видел в грезах любимую киношниками сцену: Какой-то придурок, не важно кто и почему, приставив к горлу Алине нож, кричит мне:
– Брось пистолет, или я зарежу твою суку!
Я же в ответ говорю примерно следующее:
– Да? И что тогда тебе помешает ее убить? А потом уйти безнаказанным, убив и меня? Что? А так, если ты ее даже слегка порежешь, я смогу прикончить не только тебя, причем медленно, очень медленно, никуда не торопясь, а потом узнать, где живут твои близкие и отправить их к тебе на тот свет каким-нибудь предельно жестоким способом?
Разумеется, он терялся, и я его убивал…
Но это все было в мечтах. А наяву я испытывал страх от своего дурного бесстрашия. Не будучи совсем уж идиотом, я прекрасно понимал, что мое благоденствие прямо пропорционально уровню приносимой мной пользы и обратно пропорционально тем хлопотам, которые я доставляю. И для того, чтобы у них не возникало желание заменить меня кем-то другим, я изо всех сил старался приносить прибыли побольше, а хлопот доставлять поменьше.