Афродита | страница 28

Она опустилась на колени перед Родис и принялась отвязывать гирлянду, поочередно целуя все те местечки ее тела, к которым прикасались цветы. Родис обхватила ее за шею, изнемогая под поцелуями.

— Мирто, ты не ревнуешь меня к этому пустому разврату? Ну и что же, что они видели мое тело? Я им оставила Теано, пусть тешатся ею. Они не смогут овладеть мною, милая Мирто. Не стоит к ним ревновать.

— Ревновать! Я ревную тебя ко всему, чего ты касаешься. Чтобы ты не принадлежала своей одежде, я надеваю ее иногда. Чтобы цветы из твоих волос не влюблялись в тебя, я отдаю их куртизанкам, которые оскверняют их в оргиях. Я не делаю тебе подарков, чтобы они не обладали тобою. Я ревную тебя ко всему, на что ты смотришь! Я мечтала бы остаться с тобою на весь остаток жизни в какой-нибудь темнице, где не будет больше никого, где я могла бы слиться с тобою, спрятать тебя в моих объятиях, чтобы ни один глаз не достиг тебя, будь это даже глаз солнца. Я хотела бы сделаться яблоком, которое ты ешь, духами, которые ты любишь, сном меж твоих век, любовью, которая заставляет трепетать твое тело. Я ревную даже к наслаждению, которое сама же дарую тебе! Вот до чего я ревнива. Однако я не ревную к любовницам на одну ночь, которые помогают мне услаждать твое тело; я не ревную к мужчинам, ведь ты никогда не сможешь полюбить никого из них: они злобны и грубы.

Родис искренне ответила:

— Я могла бы принести мою невинность в дар только богу, как Нозитоя — Приапу, которому поклоняются в Тазосе. Но уж точно, не сегодня. Я много танцевала и так устала! Я хотела бы вернуться и уснуть в твоих объятиях.

Она улыбнулась:

— Надо сказать Теано, чтобы она спала там, у двери, где мы ей приготовили постель, и больше не появлялась на нашем ложе. После того, что я видела сегодня, я больше не смогу ее целовать! Ах, Мирто, это ужасно. Неужто это можно назвать любовью?

— Наверное, то есть они, наверное, так думают.

— Это ошибка! Они ничего не знают о любви.

Миртоклея заключила ее в свои объятия, и девушки умолкли, прижавшись друг к другу.

Ветер спутывал их волосы.

— Взгляни! — воскликнула вдруг Родис. — Кто это там?

Певица оглянулась: вдали торопливо шла какая-то женщина.

— Я узнала ее, — снова сказала флейтистка. — Это Кризи, ее золотистая туника.

— Как, она уже на ногах?!

— Ничего не понимаю. Она никогда не выходит раньше полудня, а солнце-то едва встало. Может быть, что-то случилось? Но если даже и так, то, похоже, что-то весьма приятное.