Большинство из них уже бывало там. Такие ведут себя спокойно, будто отъезжают в недалекие командировки. А новички не умеют скрыть своего волнения: одни много говорят, другие поют песни.
Склянки на теплоходе пробили двенадцать. Конец прощаниям, слезам и наказам.
Геннадий обнял и поцеловал мать. И вдруг почувствовал, что, как тогда, в горький для них день, по щекам потекли горячие слезы.
— Что ты, мама! Я ж на дело иду. Писать буду. И до осени только...
Мать подняла голову, вытерла слезы. — Ничего, ничего, Гена. Ты не беспокойся. У дела ты стал, вот и волнуюсь. Хорошо мне. Большая радость у матери, когда сын кормильцем становится. Такую радость матери называют счастьем. Ты не думай, оно не маленькое. Большое это счастье.
Она улыбнулась, но не могла унять слез. Они катились на ее белую кофточку, а когда наклонилась, то и на черную фланельку сына.
— Ну, иди, — и легонько толкнула его в грудь. — Мы с Надей очень будем ждать тебя.
Еще раз поцеловав мокрые щеки матери, Гена быстро зашагал к теплоходу.
А она осталась, маленькая, похудевшая, в скромной черной юбке и много раз стиранной белой кофточке.
Улыбнулась сквозь слезы и подумала: «Теперь они с дочерью — семья моряка. Должно быть, очень трудно ждать, особенно, если он ушел в плавание в первый раз».
У широкой трубы над теплоходом взорвалось белое облачко пара. Над затоном поплыл басистый гудок «Полярного».
«Первый, — подумала Анна Ильинична. — Потом будет второй. После третьего уберут трап, и у Гены больше не будет дороги на берег. В доме станет просторно, пусто... Ничего, научимся ждать, — успокаивала она себя. — Будем, как все, ходить на пристань, считать гудки и жадно расспрашивать матросов встречных кораблей...»
Кругом ходили пестро одетые люди, громко разго-наривали, смеялись, пели. Для многих здесь это было привычной жизнью.
Снова облако пара над теплоходом и зычный гудок, поплывший на берег, на воду, к поголубевшим в дымке горам. Он звучал значительно дольше первого, как бы давая всем запоздавшим дополнительные минуты.
«Второй», — отметила про себя мать и вздохнула тяжелее прежнего.
На берегу еще больше зашумели, задвигались. К ней подошла учительница и тронула ее за локоть.
— Здравствуйте, Анна Ильинична!
— Здравствуйте, Антонина Петровна! — ответила мать, уже справляясь с волнением. — Вот сына провожаю... Вам бы немного раньше прийти. Он только что ушел на корабль.
— Очень хорошо. Я рада за Гену. Морские дороги, Анна Ильинична, зыбкие. Но кто научится ходить по ним, легок путь того будет на твердой земле.
