– Спасибо, – выдавила я, почему-то представляя себя, хватающуюся за тонкий ствол дерева, в окружении волков и медведей. Какая же глупая выйдет смерть – меня просто сожрут!
– Ладно, давай приводить тебя в божеский вид, – печально вздохнула Ларивина, оглядывая меня то ли осуждающим, то ли обреченным взглядом. – Снимай одежду, забирайся под одеяло. К завтрашнему дню она будет постирана и зашита.
– Вы хотите постирать мою одежду? – Я недоуменно уставилась на женщину.
– Да.
– Сами?
– Конечно, сама.
– Нет уж. – Я обхватила себя руками, словно боялась, что одежду могут содрать силой. – Вы и так для меня слишком много сделали. Я сама постираю, только покажите где. И… как.
Ларивина в ответ лишь снисходительно усмехнулась.
– Не глупи. Я постираю.
– Нет! Я могу сама, просто никогда этого не делала… но я очень быстро научусь! Пожалуйста, я и так чувствую себя обязанной по гроб жизни, а тут еще и вещи свои на вас сваливаю. Я сама их порвала и испачкала, значит, сама постираю и зашью!
– Как, говоришь, тебя зовут? – неожиданно спросила Ларивина.
– Даня.
– Даня, послушай, я понимаю, что ты чувствуешь себя обязанной перед нами за спасенную жизнь. Но это не так. Ты ничего нам не должна. Мы сделали это не из желания заполучить какую-то выгоду, мы спасли тебя потому, что просто не могли не спасти. И я очень рада, что ты чувствуешь вину и стыд, ведь так определяется человек – не за свои слова, а за свои чувства. Но, право, не стоит.
– Стоит, – упрямо стояла на своем я, – вы не должны этого делать для меня.
– Поверь, если бы я могла, то позволила бы тебе самой и постирать и зашить свою одежду, но я не могу.
– Почему?
– У меня нет для тебя запасных вещей. Неужели хочешь стирать свою одежду голой?
– Э-э-э… – смутилась я. Нет, такого мне конечно не хотелось. – Вам точно не трудно будет?
– Само собой – нет.
– Если хотите, я могу помочь! Не постирать, так приготовить что-нибудь.
– Голой? – с улыбкой спросила Ларивина.
Я тяжело вздохнула. Мне ничего не оставалось, как согласиться, чтобы за мной снова поухаживали.
Это было неправильно. Внутри всё смешалось – и гнев, и стыд, и смущение, и, возможно, еще что-то. Было такое чувство, словно я села этому племени на шею, ножки свесила, и теперь помыкаю этими добрыми людьми, как хочу. Стало скверно из-за того, что они проявляют ко мне больше заботы, чем я того заслуживаю. И вообще, знали бы они, что сделала та, кого они спасли… может, и хорошо, что не знают.
Я стянула свитер, лосины и сапоги. Последние Ларивина обещала отнести к костру, потому как при детальном рассмотрении выяснилось, что воды в них хватит, чтобы напоить все племя.
