Она все время говорила, что от собаки в доме слишком много грязи и приносит ее Наташа. Наташе было теперь все равно, что о ней думают и что говорят, она садилась на дощечку и начинала гладить Найду. Та заметно похудела, со времени когда утопили последних щенков сильно сдала. То ли болела, то ли просто тосковала, то ли, как раз сказала бабушка, «устала жить». Наташе это не понравилось. Девочка пыталась развеселить Найду и постоянно ходила к ней и что-то ей говорила. Собака словно понимала и каждый раз виляла хвостом, когда Наташа переводила на нее взгляд и улыбалась. Конечно, понимала интонацию, не больше, но Наташе приятно было думать, что Найда понимает ее язык, просто не может ответить.
Посидев немного с ней, Наташа хотела уже было пойти в дом, когда увидела, что дверь амбара приоткрыта. Девочка осторожно приблизилась. Никакой страх не мог затмить интереса к тому, что произошло тут недавно. Все-таки убили ли козочку или, может, передумали?
Приоткрыв двери, Наташа на мгновение замерла. Она увидела дядю, сидящего на корточках рядом с тушей, с которой уже была содрана и кожа. Сейчас дядя разрезал мясо, откладывая в чистый таз, а над тушей на куске полиэтилена склонилась Ира. Наташа завороженно смотрела на происходящее. Ее это не пугало, словно девочка часто видела подобные картины. Наоборот, что-то странное, что-то даже зачаровывающее было во всем этом. Наташа некоторое время постояла и посмотрела, а потом так же тихонько вышла.
Для нее неожиданной новостью было то, что она не боялась вида убитого животного. Она ожидала от себя чего угодно, что будет плакать, как над щенками, что испугается крови, но только не спокойного наблюдения. В тот вечер она снова засыпала с трудом, хотя казалось бы — все разрешилось и никаких страхов больше быть не могло. То ли так поразило Наташу то, что она смотрела на козочку, как Ира, с интересом, то ли сам факт — снова смерть на ее глазах, а ей это почти безразлично. Хотелось верить, что все это значит, что она становится сильнее не только физически, привыкая к суровым условиям и погоде здешних мест, но и в душе. Но терять способность плакать над щенками ей не хотелось.
Как раньше и решила, от мяса Наташа отказалась.
— Издевается, что ли? — вздыхала тетя Зоя. — То все мать плачет, что не досыта ее кормим и голодает, а то вдруг борьбу за права животных начала, опомнилась.
Бабушка ничего не возражала и Наташу не уговаривала.
На другой день, когда Наташа одна пошла в амбар, там оказалась Ира. Она стояла возле оставленной в стороне козьей головы — видимо, «никак не могла успокоиться», как говорила бабушка, когда Ира еще спрашивала отца, точно ли убьют козу. Ира не нравилась Наташе своей жестокой бездумностью. Казалось, она готова сделать все что угодно от скуки, совсем не понимая, причиняет ли она этим кому-то боль.
