Мелкий дождик… Но как громко стучит он по газетному листу. Бумага намокла, перестала топорщиться, осела, а оставшийcя четвертый кусок хлеба быстро набряк и стал заметно больше.
Если бы не этот дождь, то могло бы показаться, что весь мир вымер, а они остались живыми просто случайно. Они, по всей вероятности, знают об этом — потому и боятся подняться с земли и прячутся в тени кустов…
А на голых ветвях деревьев покачиваются длинные и узкие станиолевые полосы-так на высохших кладбищенских венках ветер перебирает траурные бумажные ленты.
Плоская туча выпустила из своих объятий диск луны; прекратился дождь, мягкий свет снова упал на газетный лист.
Треснула, обломившись, веточка, и чья-то рука протянулась к четвертому ломтику. Мягкий от дождя хлеб легко разламывался на части.
Тот, кому принадлежал этот четвертый кусок хлеба, погиб. Но каждый из оставшихся в живых сознавал, что если бы погибший не был так мужественен, если бы не обладал таким хладнокровием и выдержкой, то погибли бы все четверо. Он помогал им даже после своей смерти. Его порция хлеба добавит им немного сил, и, кто знает, может быть, они явятся решающими в этой изнуряющей борьбе.
Вдруг свет луны погас… На западе в красноватых отблесках вырос лес, слева и справа распласталась плоская равнина, с востока двигался огненный вал. Всплески огня помогли найти воронку от бомбы… В одно мгновение в ней оказались все трое… И снова, в какой раз, люди прижались тесно к земле, так тесно, что, казалось, их невозможно оторвать ни друг от друга, ни от земли…
…В грохоте и вое, лязге и скрежете пронесся над головами огненный вал и сжег реальность нацистских застенков…
Это была ночь страха и надежды. Он запомнил ее на всю жизнь. Эсэсовцы, выгнав заключенных из лагерей, направили их из Заксенхаузена колоннами к гамбургскому порту. Они хотели погрузить сотни тысяч людей в пустые баржи, вывести в море и там пустить на дно.
Если бы не мужество товарищей, его, Росси, давно уже не было бы в живых. Да, судьба одного зависит от судьбы всех.
В ту ночь, освещенные огненным заревом, надвигавшимся с востока, они торжественно поклялись отдать людям каждый день вновь обретенной жизни.
И каждый раз в тяжелую минуту в памяти Росси возникала эта ночь, и звучали слова шепотом сказанной клятвы. Может быть, именно эти воспоминания помогали ему жить в ладу со своей совестью? Однако теперь положение казалось особенно сложным. Видения далекого прошлого исчезли, память Росси с необыкновенной силой и ясностью представила бледное лицо маленькой Джен с черными тенями от длинных ресниц. Потом перед глазами вдруг возникал холодный, властный профиль Байлоу, его тяжелый подбородок… Росси видел Солидад с ложечкой лекарства в руке, склоненную над кроватью своей дочери, а затем холеные пальцы Байлоу, нервно отбивавшие ритм марша…
