Что же теперь делать? Признаваться? Упекут года на три, не меньше. А этого он не мог допустить. Он жить хотел, жить! И потянуло же его на эти проклятые деньги! Нужны они очень были ему!
Отец еще в детстве не раз его предупреждал:
— Играешься ты жизнью, Гришка. Все хиханьки да хаханьки на уме. Не доведет это тебя до добра.
После то же самое говорил и автобазовский инженер. Да и сам понимал это, задумывал иногда даже вести себя по-другому, да все не получалось как-то! Профессия, что ли, тому мешала: дойдет до нитки, останется в кармане всего рубля два, возьмет и те спустит — знал, все равно завтра где-нибудь заработает, урвет свое.
А про себя думалось: это я в мелочах такой, а придет, пора, не хуже других буду.
Даже похвалялся этим. Как-то подобрал в дороге пассажира, стоящего обочь дороги с мешком. За шоферские годы насмотрелся Гришка всякого народу, а этот был из простых, из работяг, — с такого даже денег не берут.
— Тебе куда? — спросил его Гришка.
— Да ты что, не узнаешь меня, что ли?! — возмутился пассажир, — Седьмой «А» помнишь?
Гришка присмотрелся. Действительно, был у них когда-то в седьмом «А» такой беленький мальчик, похожий на этого.
— Смирнов? Генка?
— Ну…
— Ты что же, по вербовке, что ли, где-нибудь вкалывал?
— Если бы! — усмехнулся Генка. — В заключении семь лет, как один день отсидел.
— За что?
— Надо думать, за дело. Дурак был.
По пути они посидели в райцентровской чайной, выпили вина.
— Теперь куда? — спросил Гришка. — Домой?
— Из дому. Думал, приеду, хозяйство навострю. А жена за другого вышла… Вот теперь еду. К знакомой одной. Если она не примет, опять на Север подамся: там в последнее время работа подходящая была… Знаешь что, Гришка, — сказал он, помолчав. — Не мое это, конечно, дело, но только будь поосторожнее. Шоферская работа, она много соблазнов дает. Так ты уж смотри…
— Да ты что? — возмутился Гришка. — На молоке обжегся, хочешь, чтобы другие на воду дули? Мы, брат, сами с усами.
Расстались они холодно. А вот теперь…
«Да что я раньше времени в тюрьму сажусь? — остановил себя Гришка. — Они ли еще этого сторожа разукрасили? И когда бы они успели это сделать — на транспортировку избитого сюда тоже немало времени нужно».
А потом решил: они. И времени прошло предостаточно. Пока зерно разгружали, пока на шоссе выбирался — они ведь нарочно его кружным путем послали. А потом еще дождь… Конечно, они.
Хорошо. Пусть даже так! Он-то тут при чем? Мало ли прудов и токов на свете! А кто, собственно, узнает, что Гришка там был? И что о нем знает милиция? Что ехал не с той стороны? Так он выбирал дорогу получше: какой шофер в такой дождик раз десять не съезжает на обочину! А сколько их, машин, и посейчас стоит на проселочных дорогах передом и задом друг к другу. Они и завтра еще так будут стоять. И мужик со своими дружками тоже, чай, не дураки, перед другими выставляться, успели следы замести. Так чего же ему тогда? А?
