Галия забавно поводила носом и сама рассмеялась.
— Угощайтесь, пробуйте, — призывал Иван Петрович гостей. — Медовуху тоже. — Он поставил на стол глиняный кувшин.
Индианки разомлели, как кошки на солнышке.
— Праздник так праздник! — объявил хозяин и включил магнитофон. — Кассета моего внука, не знаю, годится для танцев или нет.
Гостьи медлили секунду, прислушиваясь к ритму, потом встали из-за стола.
— Ну просто индийское кино, — прошептал он Катерине Николаевне. — Вот спасибо, никогда не думал, что увижу их, настоящих. А вы? — Он подал ей руку. — Потанцуем?
— Н-нет. Что вы… — Она даже попятилась.
— Да почему нет? — Он удивился. — У нас получится.
Катерина Николаевна, подчиняясь ему в танце, пыталась вспомнить, есть ли у Миши бабушка. Да какая разница, она же просто танцует.
Она очнулась от аплодисментов.
— Спасибо, — сказал Иван Петрович. — Вы прекрасная партнерша, Катерина Николаевна.
— Вы тоже, — поклонилась она. — Как у вас замечательно. Никогда не думала, что бывают такие поля, — говорила она, щурясь на солнце, которое заливало комнату через большие окна.
— А таких не бывает, если сам не посеешь.
— Это… вы их засеяли? — удивилась она.
— Я. Потому что без медоносов нет меда. Выкупил, распахал, посеял.
— Вы… сам себе колхоз?
— Нет, я частное лицо. — Он покачал головой. — Помощники есть — Миша, иногда его отец. Все начинается ранней весной, когда зацветают ивы, потом вытаивают первоцветы, подснежники. А уже после — сады, луга. Потом рябина, акация, липа. Мои пчелки трудятся вовсю.
— Но их сажаете не вы, — сказала она.
— Предки постарались, — согласился он. — Потомки бросили дома, а я пользуюсь. Эти поля, — он указал на пространство за окном, у которого, казалось, конец где-то в бесконечности, — были деревней. Я распахал и посеял гречиху, видите — цветет желтым. Я посеял ее с промежутками в две недели, чтобы последняя зацвела в конце августа. — Она кивала, чутко прислушиваясь к болтовне индианок. — Первую откачку меда я делаю в середине июня, вторую — через месяц, третью — еще через месяц.
— Куда же вам столько меда? — спросила она.
— Едим. Продаю. Угощаю. — Он помолчал, она наблюдала за его лицом.
Она не привыкла иметь дело с мужчинами, которые обладали чем-то материальным или сами создавали то, что можно потрогать и уж тем более съесть Катерина Николаевна знала тех, кто справлялся с неосязаемым, — словом, например. Устным, письменным.
— Вы останетесь на ночь? Места хватит.
— Нет, они завтра улетают, — сказала Катерина Николаевна.
