Медленно, глядя в землю, словно хотел до чего-то додуматься, Речан вошел в загон. Увидев, как Ланчарич спокойно сидит и курит, он решил, что этот человек, наверно, никогда по-крупному не ошибался. По виду он не казался ни вздорным, ни дурашливым. Хорошо, что Речан заступился за него, теперь этот Ланчарич будет к нему расположен и это еще ох как пригодится. Конечно, он не смиренник, это ясно, но было бы нелепо, если бы такой здоровенный мужик клянчил.
Речан присел рядом с ним на скамью и закурил, стараясь сидеть спокойно, хотя от нервного напряжения и голода у него сводило внутренности.
Двор бойни был усыпан речным песком и галькой, а кое-где опилками, на стенах — отметины рогов, там и тут из-под штукатурки виднелись потемневшие кирпичи. Где-то близко ворковали горлицы, и это напоминало Речану, что он находится в чужих краях. Потеплело, и он скинул полушубок и положил его рядом с собою. Потом вынул большой цветной носовой платок, снял кожаный картуз и тщательно протер рано облысевшее темя. При этом он отметил, что рядом с коренастым соседом выглядит довольно тщедушным, и поерзал, словно желая занять побольше места.
Ланчарич докурил, покачал головой, снял шляпу, вынул из-под скамьи сложенные один в другой четыре стакана, два поставил назад, повернулся к Речану и сказал глухим грубым голосом, какой появляется от необузданного пьянства, болезни или неумеренного курения крепкого табака:
— Не люблю таких, которым бы только приказывать.
Речан из вежливости кивнул в знак согласия, наблюдая, как его собеседник наливает вино в стаканы. Вино было желтоватое, с пронзительным запахом. Бутыль была полная, и Речана осенило, что мужик-то их ждал, и было непонятно, откуда он узнал, когда они придут. А если не знал, то выходит, он тут сидел, ожидая, целыми днями.
— Меня зовут Речан, Штефан Речан.
— Я подписываюсь Валент Ланчарич, но все называют меня просто Волент. Дед мой приехал сюда по торговым делам, да и застрял. С одной здешней сработал моего папашу — дома-то у него остались одни девки. А для этого, — он повел рукой вокруг себя, — у меня действительно есть хорошая бумага, я выучился как положено, экзамены сдал, и можете быть уверены, город знаю как свои пять пальцев, меня здесь ни одна душа не проведет. Как видите, я балакаю по-словацки: во время первой республики[7] служил в армии. По-нашему, по-сербски, тоже, но лучше всего по-венгерски… Ну и по-немецки, конечно.
Речан смотрел сбоку на его мясистое лицо, темное, балканское, на его короткие черные кудрявые волосы, уже поредевшие от испарений крови и постоянного контакта с мясом, на преждевременную проседь, по всей вероятности, от пьянства.
