Стрелка часов медленно ползла по желтому циферблату, начищенному до блеска.
«Не приедет!» — с горечью и обидой решил Рузвельт.
Но как раз в этот момент дверь в кабинет открылась без стука. На пороге стоял явно взволнованный Чарльз Болен. Волосы его были чуть взъерошены, узел галстука сполз под угол воротника.
— Русские уже у подъезда... Маршал! — выговорил он наконец.
И тут же, бесцеремонно отстранив, чуть ли не оттолкнув Болена, в кабинет ворвался Майк Рилли в сопровождении двух охранников.
Они быстрыми шагами, почти бегом, пересекли комнату, схватили одно из тяжелых кресел и передвинули его к торцу стола поближе к креслу президента.
— Теперь все в порядке... — пробормотал Рилли и исчез со своими людьми так же стремительно, как и появился.
— Я полагаю, что буду нужен вам, сэр? — спросил Болен, торопливо приглаживая волосы.
— Разумеется, Чип, — ответил Рузвельт и спокойно добавил: — Поправь галстук.
Несколько секунд проем открытой двери был пуст.
Затем в нем появился Сталин, и мгновение спустя за спиной его мелькнул переводчик Павлов.
…«Как выглядел Сталин, изменился ли он с тех пор, как мы впервые встретились в Тегеране? — вспоминал теперь президент. — Та же медленная, мягкая походка. Тот же взгляд. Но перемены все же были, хотя я и не сразу их отметил. Маршал сильно поседел, и морщины на его лице стали глубже».
Неслышной своей походкой, точно едва касаясь пола подошвами сапог, Сталин подошел к Рузвельту.
— Здравствуйте, уважаемый господин президент! — проговорил он улыбаясь.
— Здравствуйте, здравствуйте, мой дорогой маршал! — протягивая руку, ответил Рузвельт.
Они еще ничего не сказали друг другу, только обменялись словами приветствия, но у президента сразу стало легче на душе, словно визит Сталина сам по себе служил залогом того, что маршал пойдет навстречу всем его пожеланиям.
— Прошу вас, — с широкой улыбкой сказал Рузвельт и указал гостю на кресло.
— А куда же мы посадим наших переводчиков? — точно спрашивая самого себя, нерешительно произнес Сталин. Он положил руку на спинку кресла и скользнул взглядом по лицам Павлова и Болена, стоявших в некотором отдалении. — Ведь мы все еще говорим на разных языках...
— Мы продолжаем расплачиваться за Вавилонскую башню, — шутливо сказал президент, но тут же, усомнившись, что собеседник понял его, счел нужным пояснить: — В древнем Вавилоне люди задумали построить башню до самого неба. Разгневанный их дерзостью бог разрушил башню, и с тех пор люди стали говорить на разных языках.
