Что-что?
Я хочу на нем прокатиться, упрямо повторила Алехандра.
Она требовательно смотрела на Джона Грейди из-под широкой шляпы, а он растерянно уставился на колыхавшуюся под порывами ветра осоку словно там скрывалась столь нужная ему сейчас помощь, а потом опять посмотрел на Алехандру.
Когда, пролепетал он.
Что «когда»?
Когда ты хочешь прокатиться?
Прямо сейчас.
Джон Грейди опустил глаза на своего жеребца, словно удивляясь, каким образом тот здесь оказался. Он лихорадочно думал, что ответить, и затем произнес первое, что пришло ему на ум.
На нем нет седла.
Вижу.
Он стиснул бока жеребца пятками и в то же время натянул веревочные поводья, чтобы показать, что жеребец нервничает, но тот остался стоять, как стоял.
Я не знаю, что на это скажет хозяин. Но, по-моему, он будет недоволен.
Она только улыбнулась, словно жалея его, но в этой улыбке на самом деле не было ни сочувствия, ни жалости.
Она спешилась, перебросила поводья через голову вороного и застыла, глядя с улыбкой на Джона Грейди и держа руку с поводьями за спиной.
Слезай.
Ты уверена?..
Да. Побыстрее…
Он соскользнул с жеребца. Его джинсы сделались горячими и влажными.
А вороной?
Поезжай и поставь его в стойло.
Но меня на нем увидят в доме.
Тогда поставь его к Армандо.
Я попаду в историю…
Уже попал.
Она повернулась, забросила свои поводья на седло, подошла к Джону Грейди и взяла у него из рук веревочный недоуздок, потом положила руку ему на плечо, и он почувствовал, как у него гулко заколотилось сердце. Он чуть наклонился и превратил ладони в подобие стремени, она ступила сапожком в это стремя, он приподнял ее, она перекинула ногу через спину коня, затем пришпорила жеребца, и они помчались по дороге вдоль озера и вскоре скрылись из вида.
Джон Грейди медленно ехал назад на вороном арабе. Солнце уже село. Он очень надеялся, что Алехандра все-таки догонит его и они опять поменяются лошадьми, но этого так и не случилось. В сумерках он провел вороного мимо дома Армандо и поставил в стойло, привязав за повод к столбу. Он снял с вороного уздечку, ослабил подпруги, но расседлывать не стал. В доме было темно, и Джон Грейди вздохнул с облегчением ― вдруг там никого нет, но не успел он порадоваться удаче, как в кухне вспыхнул свет, а потом отворилась дверь. Джон Грейди не только не обернулся, но даже прибавил шаг, впрочем, тот, кто появился на пороге, и не подумал его окликнуть.
Потом она снова уехала в Мехико, но до отъезда Джону Грейди удалось еще раз увидеть ее, когда она возвращалась верхом с прогулки в горах. Она сидела в седле, как всегда, прямо и спокойно, а за ней чернели грозовые тучи. Алехандра ехала, сдвинув шляпу на лоб и завязав тесемки под подбородком, и черные волосы развевались на ветру. Время от времени за ее спиной черноту туч прорезали молнии, хотя грома слышно не было. Алехандра спускалась по низким холмам, не обращая никакого внимания на ненастье. Уже начал накрапывать дождь, а она не спеша выехала на луг, потом оказалась возле поросшего тростником и как-то вдруг побледневшего на фоне туч озера. Она ехала, гордо выпрямившись в седле, пока ее не накрыла пелена ливня ― настоящая лошадь, настоящая всадница, настоящая природа, и в то же самое время греза, мечта, обман.
