Святая правда, сказал Ролинс, вытирая лезвие ножа о штанину.
Самое удивительное ― это то, что паршивец не врет. Это действительно его жеребенок.
Не знаю, не знаю. Но кому-то он принадлежит, это точно.
Во всяком случае, не этим мексиканцам.
Наверное, только хрен он кому что докажет.
Ролинс сунул нож в карман и стал оглядывать шляпу ― не застряли ли в ней колючки, потом заговорил:
Красивая лошадь все равно, что красивая женщина. Хлопот больше, чем удовольствия. Нет, дело не в красоте. Главное, был бы толк.
Где ты это слышал?
Не помню.
Джон Грейди сложил нож, потом сказал:
Большая страна Мексика.
Это точно.
Одному богу известно, куда исчез мальчишка.
Вот именно. Только я скажу тебе то, что в свое время услышал от тебя.
Ну?
Мы еще с ним встретимся.
Весь день они ехали на юг по широкой равнине. Только к полудню они наконец нашли воду ― жалкие илистые остатки на дне большого саманного корыта. Вечером, оказавшись на седловине низкого хребта, они спугнули оленя из зарослей можжевельника. Ролинс выхватил из-за голенища свой карабин, быстро взвел курок и выстрелил. Стреляя, он отпустил поводья, и его конь встал на дыбы, потом отскочил в сторону и остановился, дрожа мелкой дрожью. Ролинс слез с него и пошел туда, где он увидел оленя. Тот лежал в луже крови. Пуля вошла ему в основание черепа, и глаза застилала смертная поволока. Ролинс выбросил стреляную гильзу, вставил новый патрон, опустил курок большим пальцем и посмотрел на Джона Грейди, который подъехал, ведя под уздцы коня Ролинса.
Выстрел что надо, сказал Джон Грейди.
Просто повезло. Я даже толком не успел прицелиться.
Все равно получилось здорово.
Дай-ка мне нож. Ну, если мы не полакомимся вдоволь олениной, то назови меня китайцем.
Они быстро выпотрошили тушу и повесили ее на можжевеловый куст, чтобы она чуть охладилась, а сами пошли за дровами. Они развели костер, нарубили жердей и колышков, потом нарезали мясо полосами и развесили на жердях, чтобы оно прокоптилось. Когда костер стал догорать, Ролинс насадил куски филея на колышки и положил на камни над угольями. Они сидели, смотрели, как жарится и коптится мясо, и вдыхали дым от жира, который с шипением капал на угли.
Джон Грейди встал, расседлал и стреножил лошадей, отпустил пастись, а сам вернулся к костру с одеялом и седлом.
Принес, сообщил он.
Что, удивился Ролинс.
Соль.
Эх, еще бы хлебушка.
И кукурузы, и картошечки, и яблочного пирога!
Кончай!
Ну что, бифштексы готовы?
Сядь и успокойся. А то если стоять над мясом, оно никогда не зажарится.
