Он оборвал, как будто лишился голоса.
Казалось, – пауза будет тянуться бесконечно.
Тишина… гробовая…
Стало темнее в зале, замигали электрические лампы, задрожали люстры.
– Прошу полномочий! – сухо и громко, как выстрел, прозвучала фраза.
Среди сконфуженных, растерянных, потерявших голову дельцов стоял поднявшийся с своего кресла инженер Григорьев, затянутый на все пуговицы черного сюртука.
После речи директора эта фраза могла быть или величайшей добродетелью, или величайшей подлостью.
Правленцев пронзила одна общая догадка: вышел гнусный временщик, новый террорист биржи.
И всем казалось, что прокурор с своим портфелем уже идет, что он вот-вот вежливо, но спешно постучит в двери зала.
– Говорю с сознанием серьезности момента, – еще спокойнее, но увереннее говорил он.
– Что вы предлагаете? – приподнялся боязливо директор Правления.
Григорьев брал всех их в руки:
– Я предлагаю вам конфликт ликвидировать в неделю.
– На уступки? – набросились на него со всех сторон правленцы.
– Нет – нет! – не изменяя тона и не мигая, говорил Григорьев. – Я завтра пускаю завод вхолостую. Акционеры будут видеть, что завод идет. Мы спасем положение. Конечно, тут необходимы еще финансовые комбинации, – намекал он на спекуляцию с бумагами. – Мы дадим гудки, заведем топки, пустим моторы и трансмиссии. Мы покажем дым. А вы знаете, что наши трубы видны с Невского, Дворцовой набережной и даже с Морской.
Директор начал рыться в бумагах и что-то отмечать в записной книжке, но Григорьев впился в него, как будто ему одному говорил, и руки директора застывали.
– Сегодня же в ночь, – уже как будто о решенном деле, говорил Григорьев, – сегодня же в ночь я телеграфирую в Харьков о присылке ста слесарей-бельгийцев. Это люди, законтрактованные фирмой Гутланда, того самого Гутланда, который давал людей Сименсу во время забастовки. Теперь он даст их нам. И сегодня же ночью я телеграфирую в Козлов инженеру Беклемишеву о присылке артели клепальщиков. Вы увидите, что через неделю к нам повалят забастовщики, и мы же будем их цедить.
– А ведь это он в прошлом году справился с забастовкой у «Осветителя», – прошептал директор представителю банка.
– Да, как будто… – рассеянно отвечал банкир.
А Григорьев говорил:
– Я предлагаю вам ва-банк. Других средств нет. Надо действовать быстро, вот сегодня, вот в эту ночь, вот сию минуту.
– Ну, что вы скажете? – спрашивал шепотом директор банкира.
– Я его не разгадаю. Он в маске. Тут, простите, не игра ли?
