Механик в глубине гаража перестал громыхать железом. Может быть, прислушивался?
Грачев вступил в полутьму. Косой столб света из узкого оконца освещал крепкую фигуру склонившегося над тисками Зубова.
— Вы слышали, товарищ Зубов, наш разговор?
Механик распрямился, ответил с достоинством:
— Не имею привычки подслушивать чужие разговоры.
Грачев смутился:
— Я не в этом смысле… Короче, что вы думаете о Барыкине? Ведь он, кажется, ваш друг.
— Друг? С чего вы взяли?
— Ну как же… Я слышал, что буквально на днях вы от беды его спасли. Можно сказать, грудью закрыли. Расшвыряли хулиганов. Один даже в больницу угодил.
По лицу механика промелькнула тень.
— Извините, даже неприятно вспоминать. Ну пристали местные парни к девушке, ну пуганул я их. И что? Раздули из этого целую историю! А насчет того, что кто-то попал в больницу… Я тут, поверьте, совершенно ни при чем. Один оголец неожиданно упал, вывихнул руку. Делов-то.
— А как вел себя в этой истории Барыкин?
Механик улыбнулся:
— Гонора-то много, а вот силенок маловато. Прежде чем ввязываться в драку, надо сперва подумать, справишься ли. Все надо делать с умом.
— А в этой истории с невыходом на работу, как вы считаете, Барыкин действовал с умом?
— Вообще-то меня тем днем в гараже не было. Руку зубилом повредил. Видите, до сих пор в повязке. Что я могу сказать? Погорячились ребята. Не одобряю! Надо было тихо, мирно… Глядишь, начальство бы и поумнело. Признало ошибку.
— Говорят, Барыкин был заводилой?
— Раз говорят, значит, так. Заело парня. Решил Святскому свой характер показать. Ревность, видишь ли. Девку с начальником не поделил. Из-за нее и драку у клуба устроил. Молодой, глупый… Авось образумится. Всё! Не пытайте меня больше. И так язык распустил, словно баба.
Выходя из гаража, Вячеслав подумал: нет, механик не похож на человека, способного ни с того ни с сего дать волю языку.
Так кто же не прав в этой истории с забастовкой? Сложившаяся в голове Грачева схема — отрицательный главный инженер и передовой рабочий — рушилась.
6
Вяткин сидел на пеньке и ел с ладошки ярко-красную землянику. Его круглое лицо выражало явное удовольствие.
Только что закончился обед. Кое-кто из рабочих орудовал алюминиевой ложкой за длинным столом под временным, наскоро сколоченным деревянным навесом, один парень споласкивал под рукомойником кружку, остальные лежали, развалясь на земле, курили.
Эти мирные картины резко контрастировали с тем, что видел Вячеслав на делянке Клычева. Там — доведенное до предела напряжение непрерывно работающего механизма, здесь, как показалось ему, — расслабленность, доходящая до разгильдяйства.
