. Кроме сего, слава преображения, по изъяснению церковных песней, служила предызображением светлого и славного воскресения Господа
[164], а по толкованию святого Прокла, предуказанием той славы, в какой придет некогда Господь, Судия живых и мертвых, и того преображенного состояния, в каком мы явимся по конце мира: Господь преобразился, говорит святой отец, «дабы нам показать будущее преображение естества нашего и будущее Второе Свое пришествие на облаках во славе с Ангелами, ибо Он одевается светом, как ризою, будучи Судия живых и мертвых»
[165].
В повествовании святых евангелистов Матфея (Мф. 17, 1) и Марка (Мк. 9, 2) гора преображения не поименована и названа горою высокою, но, по древнейшему преданию Православной Церкви, это была гора Фавор. Святой Кирилл Иерусалимский, говоривший огласительные поучения жителям Иерусалима, замечает, что Моисей и Илья «были с преобразившимся Господом на горе Фаворе»[166]. Также и в канонах, составленных святым Космою Маюмским и святым Иоанном Дамаскином на праздник Преображения, повсюду, на основании того же древнейшего предания, горою преображения представляется Фавор[167]. Возводя трех учеников Своих на гору высокую, Господь внушал им, что «нужно сначала, – по выражению святого отца, – земное оставить на земле», чтобы «созерцать то, что выше созерцания»[168]. На вершине горы, вдали от толпы народа и житейской молвы, вдали от соглядатаев и совопросников, приходивших из разных мест Палестины и следивших за каждым словом и действием Божественного Учителя (см.: Лк. 5, 17), Иисус Христос желал найти то уединение, которого искала душа Его, чтобы предаться молитвенной беседе с Небесным Отцом (см.: Лк. 5, 16; 9, 18; Ин. 6, 3, 15). Святой евангелист Лука замечает, что Господь восходил на гору преображения помолиться и что самое преображение совершилось тогда, когда Он молился (см.: Лк. 9, 28–29). «Размышляющему, – говорит учитель отечественной Церкви, – не покажется невероятною та догадка, что предметом сей молитвы Спасителя долженствовало быть приготовление Себя и учеников к приближающемуся Своему страданию и крестной смерти, о чем Он незадолго пред сим открылся ученикам (см.: Лк. 9, 22) и о чем в самое время преображения беседовали с Ним Моисей и Илья (ст. 30)»[169]. Самый образ молитвы Богочеловека, по толкованию святых отцов, должно понимать соответственно непостижимому соединению в Нем в одно Лицо двух естеств – Божеского и человеческого. «Святой ум Его однажды и навсегда ипостасно соединенный с Богом-Словом, не имел нужды ни в возвышении к Богу, ни в испрашивании чего-либо у Бога, но Он молился потому, что усвоил Себе наше лицо, изображал в Самом Себе свойственное нам, был для нас примером, чтобы научить нас просить у Бога и к Нему устремляться, и святым умом Своим проложил для нас путь восхождения к Богу»
