Объективно ситуация требовала встречи четырех основных действующих лиц нашей истории. Главный герой уже вымахал в семилетнего верзилу. Еще трое персонажей искренне хотели сына. Чтобы желания, совпадающие теоретически, воплотились в реальность, нужно было участие еще нескольких важных исторических особ. Все в мире происходит не само по себе, а как сумма усилий и желаний многих и многих людей.
Историческими лицами нашего произведения, локомотивами прогресса сюжета надо признать очень колоритных теток и одного дядю, возглавляющего их дружный коллектив — директора приюта «Трех сестер-францисканок», мистера Дибати. Если бы даже удалось проникнуть в архивы секретных служб Америки, России и Израиля — все равно учетной карточки на него мы нигде бы не обнаружили. Демагог и прокламатор, самовлюбленный Демосфен не представлял никакого интереса ни для одной из спецслужб. Он, честно говоря, представлял весьма незначительный интерес и для адвокатского агентства по усыновлению штата Луизиана, но этого явного потомка самураев по внешности и наследника древних греков по духу, держали в приюте из-за того, что только он своей пустопорожней болтовней мог держать в узде воинственный дух умертвивших плоть сестер-монахинь. Уже за одно это в Сент-Луисе местный бомонд отдавал должное уму и сообразительности узкоглазого бездельника и болтуна.
А сестры-монахини были воистину великолепны. Все, как на подбор, гренадерских статей, дебелые и румяные, неопределенно-неопрятного возраста, они славились воинственным пуританством и раблезианским чревоугодием. Первое ваяло их лица, второе лепило формы мощных и суровых тел.
Если приют «Трех сестер-францисканок» был храмом всего духовного в Сент-Луисе, то уж столовая приюта, наверняка, была его святилищем. Мрачная и торжественная обстановка всегда сопутствовала литургии принятия пищи воспитанниками. Каждый из них вышколенно исполнял отведенную ему роль в этой суровой церемонии, которая не менялась годами. Диссонансом в эти органные мессы чревоугодия вплеталось только поведение малолетнего Джуниора, раз за разом нарушавшего установленный порядок священнодействия. Он слишком часто игнорировал висевший на самом видном месте девиз этого богоугодного заведения — «Опасайтесь улыбки ребенка, потому что дьявол рядом. Святой Брук», чтобы монашки могли любить его.
Напрасно будет Джуниор Хилли уверять своих будущих биографов, что он пытался понравиться всем в приюте. Простить здесь могли что угодно: даже слишком рьяное увлечение фотографией, доставившее немало хлопот всему персоналу, вынужденному не терять бдительности даже в самых интимных местах; даже непредусмотренные уставом полеты монашек во время воскресной проповеди. Было много мелких, полулегально разрешенных маленькому шалуну «даже»… За них наказывали, но не слишком строго. Только одного, святотатственного, с редким постоянством повторявшегося нарушения, не могли простить Джуниору — срыва ритуалов принятия пищи. Никогда. Да никто, в принципе, и не просил монашек этого делать. За исключением мистера Дибати, возможно, питавшего какие-то иллюзии относительно своего воспитанника.
