Вероятно, втайне сам директор приюта не одобрял монастырской кухни. По крайней мере он осмеливался высказывать удивление: как на таких харчах можно получать такой естественный привес всех, без исключения, сестер-воспитательниц?
Чтобы представить себе, как проходил обед в приюте, необходимо вообразить себе мрачный церемониал посвящения в орден массонов. Теперь расширяем зал до размеров хорошего футбольного поля, разгоняем полумрак только светлячками горящих от голода глаз ребятишек, ровными шеренгами выстроившихся вдоль исчезающих в глубине трапезной длинных обеденных столов. На месте магистра — суровая и недоступная сестра Кетрин. Гневом и укором звучат ее слова:
— Ешьте хорошенько, дети. Растущему организму нужна пища и дисциплина.
Ответом на эту сентенцию уже много лет служит вежливое:
— Спасибо, мэм!
И вдруг неслыханное:
— Если это еда, то сами ее и ешьте!
Каракозов, посягнув на святую особу императора всероссийского, совершил в глазах монахинь из Сент-Луиса меньшее святотатство, чем то, которое только что прозвучало из уст Джуниора. В ужасном молчании застыла вся огромная зала. Пауза затягивалась. Но искусный политик способен выйти из любой ситуации. Ведь не каждый выстрел «Авроры» предвещал революцию. Сестра Кетрин железной рукой вновь вернула церемонию на накатанные рельсы ритуального спокойствия. С какой грацией она утвердительно кивнула замершей с ковшом в руках молодой сестре Симоне! В этом кивке более робкий человек на месте Джуниора увидал бы свой смертный приговор. А наш герой разглядел только кусок чего-то непонятного: то ли теста, то ли обычной строительной замазки, который звонко шлепнулся ему на тарелку.
Визуальный осмотр не прояснил природу полученной пищи. Осязание и обоняние тоже ничем не смогли помочь Джуниору. Если бы этот кусок передать в криминалистическую лабораторию штата, там, возможно, и разобрались бы в его происхождении. Но такой возможности у Джуниора не было, и он так никогда и не понял, что ему дали сестры-монашки в тот день — еду или дисциплину.
— Из чего они это делают?
Вопрос, собственно, был риторическим. В темном дальнем углу трапезной обедал штрафной контингент всего приюта. Как говорила мать Тереза, «глаза бы мои не видели этот сброд», и, наверно, с целью улучшения своего аппетита всех ненадежных монахини сплавили в слабо освещенный угол столовой. Странно, но Джуниор был вполне согласен с определением, данным монахинями его соседям по столу. Они были жидковаты для трудных детей, весьма и весьма ненадежны. Вот один из них уже заканючил:
