— Не больше десятка за двадцать лет! В основном — маленькие рассказики. Это что — успех? Андрей, я просто не понимаю. Ты же можешь, можешь сделать себе имя! Я вроде бы не совсем дура, немного разбираюсь в литературе. Те твои рассказы были очень даже ничего. Если бы ты продолжал в том же духе, то мог бы написать добротный фантастический роман. Главное — попасть в струю, дальше тебя само понесет. Вот тогда бросай редакцию, твори, получай кайф, ну и деньги, конечно. Говорят, самым плодотворным авторам удается прожить на одни гонорары. Но разве ты можешь быть как все? Выделиться захотел, начал писать что-то неудобоваримое. Галактики, пульсары, квазары. Большой Взрыв… И ни одного человека! Я не знаю, может, для астрономов да еще двух-трех особо тонких ценителей русской словесности это и представляет интерес. Но книги не издают тиражом в пять экземпляров! Ты вот свою последнюю рукопись давал почитать знакомым. Скажи честно: хоть один дочитал до конца? Молчишь? То-то и оно! Они наверняка смущенно улыбались, вымучивали какие-то обтекаемые фразы вместо того, чтобы сразу отрубить: «Извини, старик, но мы не въехали!»
— Кончай, Валентина, — глухо произнес Ворохов.
— А почему это «кончай»? — взвилась она. — Если не жена — значит мне все должно быть до лампочки? Кажется, ты добился успеха. А какая женщина этого не хочет? Можешь ты побороть свое упрямство и переключиться с этой тягомотины на что-то более привычное?
— Эта тягомотина, — сказал Ворохов, с трудом усмиряя нарастающую злость, — и есть то, ради чего я появился на свет. Изображать крутых космических вояк с железобетонными бицепсами и мозгами размером с грецкий орех я не хочу и не буду. Понимаешь ты это? Я с куда большим удовольствием опишу «роды» галактики, исторгающей из себя сказочно красивую туманность, чем любовные судороги какой-нибудь грудастой девицы-киборга в объятиях бравого капитана звездных рейнджеров. И давай закроем эту тему. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи! — раздраженно ответила Валентина и демонстративно повернулась к нему спиной
Когда он проснулся, Валентины в квартире уже не было. На кухонном столе его дожидалась записка:
«Андрей, я на тебя очень рассердилась. Только не подумай, что мне ни с того ни с сего попала вожжа под хвост. Рано или поздно это должно было случиться. Поверь, очень трудно было наблюдать, как ты разрываешься между работой и своими романами. И вот мое терпение лопнуло. Если ты считаешь себя гением — то добейся, чтобы это признали хотя бы соседи по лестничной площадке. Если же нет — то нечего и дергаться изводя себя и окружающих. Трахальщик ты, конечно приличный (зачеркнуто) выдающийся („Ого!“ — поднял брови Ворохов), но женщине, если, конечно, он не нимфоманка, этого мало. В тридцать лет мужчина должен твердо стоять на ногах, а не гоняться за журавлем в небе. Не скрою, я уже строила какие-то планы (предложение зачеркнуто). В общем, ты должен сделать выбор. Попробуй на досуге ответить на вопрос: стою ли я того, чтобы ради меня отказаться от своих заблуждений? Если решишь, что стою, — позвони».
