– Труп в т-трясину – и поминай, как звали, – подхватил товарищ Громовой. – Народ у нас темный и п-пуганный, сразу про леших да чертей ск-казки сочинять принялся. Н-несознательный – ужас.
Разбойники ушли, но слава осталась. Завод пришлось забросить, дорога заросла сорняками, но приезжих из Столицы это ничуть не испугало. Их вполне устраивала глушь, торфяные болота и малолюдье. Строительство шло быстро, причем работали не местные, а чужаки. По слухам, среди них было немало китайцев и даже индусов, застрявших в революционной России со времен империалистической войны. Немногих любопытных отваживала охрана, вначале латыши, а затем подразделения ЧОН. Они и остались сторожить санаторий. На грунтовке разместили кордоны, перекрыли лес, пускали же только по особым мандатам. Главным был некий суровый товарищ, которого местные власти боялись пуще столичной инспекции.
– Зверь-человек, – рассудил участковый. – Чистый К-колчак!
– «Мундир английский, погон российский…», – негромко пропела товарищ Зотова на мотив все того же «Шарабана».
– Погон, кажется, французский, – попытался уточнить гэпэушник, но кавалерист-девица и бровью не повела.
– У французов, товарищ Синцов, погоны в полном отсутствии. Сама видела, когда «пуалю» под Херсоном рубала. Так что погон российский, а вот табак действительно японский. «Мундир сносился, погон свалился, табак скурился, правитель смылся! Ах, шарабан мой, американка!..»
По этому поводу возникло мнение, что экспертизу самогонного конфиската следует продолжить. Семен чувствуя, что разговор медленно, но верно уплывает явно не туда, поспешил уточнить главное. Что такое Шушмор, уже понятно. Но почему – поздно?
Местные переглянулись.
– Так мы же писали, – удивился Синцов. – Я – по своему начальству, товарищи из укома – по партийному, прямо в Столицу. Не знаете разве?
Настало время переглядываться гостям.
Санаторий «Сеньгаозеро», названный по имени ближайшего водоема, открылся в сентябре 1918-го, как раз в день взятия Казани. Шум, вызванный строительством и нашествием чужаков, постепенно стих. Строители частью уехали, частью же были переброшены на возведение Шатурской электрической станции. Служащие и пациенты санатория вели себя тихо, не выходя за пределы охраняемой зоны. Слухов конечно же, хватало. Жители окрестных деревень, помня мрачную славу Шушмора, шептались, что за высоким санаторным забором творится невесть что. То ли мыло из людей варят, то ли, напротив, из мыла таковых лепят, электричеством оживляют и пускают бродить по болоту.
