Наконец, он упал. Но даже тогда сознание погасло не сразу. Виктор успел почувствовать, что с ним сейчас произойдет что-то очень важное. Он вспомнит… Нет, он забудет!..
* * *
– Господь милостив к бунтовщикам и разбойникам, потому как сам вырос на Хитровке. Сам свинец заливал в пряжку, сам варил кашку. Этому дал из большой ложки хлебнуть, этому из ложки поменьше, но два раза, а этому со дна котелка дал черпнуть. Сам бродит, ходит, голодный, но довольный, на крышу залезает, голубей гоняет…
Ему пели колыбельную – негромко, сухим старушечьим голосом, почти не разделяя слов. Напев был незнакомый, слегка заунывный, более походивший на плач. Колыбельная… Сон манил, звал укрыться черным одеялом беспамятства, но странные слова не пускали, заставляли держаться за острый край тяжелой могильной плиты…
– Соседней яблони яблоки кислые, сами на ладонь просятся – Господь через забор лезет, морщит переносицу, а тут Ванька Каин – жадный, сорок лет в обед стукнет, лезет с двустволкой через крыжовник, хрипит, лает. Господь видит такое дело и смело прыгает через Каина, теряет яблоки, они из рубахи как живые катятся, но донёс-таки три-четыре самых кислых, самых вкусных…
Старуха спорила со Сном, не давала уйти, забыться. Виктор не знал, кого слушаться, на чей зов идти. Голос советовал остаться, открыть глаза, но сил не было, а черное одеяло наползало, давило, превращаясь в холодный неподъемный мрамор.
– Потом на обрыве делил на всех поровну, кусали бока розовые, брызгало, будто золотом на закате, а Господь стоит, улыбается, только сердце у него за нас мается, но виду не подаёт – айда купаться! Прямо с обрыва прыгают оборванцы в реку. Господь думает: «вот теперь я всё дал человеку». А человеки плывут, барахтаются, балуются, вечерняя река ленивая такая, небо в лица звездами бросается…
Река и в самом деле была где-то совсем рядом. Широкая, черная, с низкими песчаными берегами. Одеяло-плита внезапно стала челноком, готовым заскользить вниз по течению прямо в клубившийся над водой белесый туман. Уйти, уйти, уплыть…
– …Всё хорошо, хорошо всё, песок тихонько шуршит, под пригорком Вечный Жид, на пригорке Каин – далека дорога, неблизко до порога. А у раба божьего, у мальчонки, глаза сами закрываются, сон начинается, про то, как Господь собрал войско из гвоздя и доски, всех чертей согнал в сарай, спел им песню, баю-бай, а на утро у чертей ни рогов, и ни когтей…
* * *
– Господин Вырыпаев! Господин Вырыпаев! Виктор!..
