Два с лишним года в боях. Была Оленька, гимназистка седьмого класса, стала товарищ Зотова, красный боец, заместитель командира эскадрона, не какого-нибудь, лучшего в дивизии. Хотели орден за геройство дать – не получилось, обошли армию наградами. Тогда снял эскадронный с поясного ремня «счастливую» пряжку с царским орлом и двумя скрещенными пушками.
– Носи, Ольга! На семь ран заклята.
Взяла. Не признавала партийный товарищ Зотова бабкину ворожбу, но верила в добрые слова. От семи ран – считай, от семи смертей. Спасибо!
Вперед, товарищ Зотова! Веди бойцов к победе!..
Но рано еще о победе – близка, да в руки не дается. Наперерез эскадронам скачет белый Гвардейский полк. Ведет его генерал Иван Барбович, полтавский дворянин, Мертвый Всадник. Весь фронт знает его слова, перед каждым сражением повторяемые:
– Идя в бой, мы должны себя считать уже убитыми за Россию!
Мертвецкий Гвардейский полк – против лучшего красного эскадрона, дочь полковника – против генерала. Глаза в глаза, шашки «подвысь», пальцы вровень с лицом…
«Я гимназистка седьмого класса, пью самогонку заместо квасу. Ах, шарабан мой, американка, а я девчонка, я шарлатанка…»
Ольга Вячеславовна Зотова успела увидеть ледяные зрачки – мертвые очи Мертвого Всадника. Больше – ничего не успела.
Иван Гаврилович Барбович опустил шашку, на миг придержал коня, закусил губу, глядя на недвижное тело. Удивился, головой качнул. На красной валькирии – ремень с артиллерийской пряжкой. Непорядок!
Конский топот, конский храп. Кровавая лавина укатилась вдаль. Стих бой, слышно стало, как ковыль шумит, стрекочет в траве беззаботный кузнечик, как стонут недострелянные и недорубленные, пить просят да о смерти молят.
Курганы, бессмертные стражники, молчали на своем вечном посту.
Девушка захрипела, захлебываясь кровью, и поняла, что жива.
* * *
– В тот раз так и не померла, хоть и совсем рядом было, – спокойно заметила Ольга Вячеславовна Зотова. – И потом еще разок, под самую завязку, когда Антонова под Тамбовом кончали. Пока на фронте была, думала, война – дерьмо. А вот когда победим, в бане грязь смоем, сменим форму на цивильное, тогда и начнется всеобщее счастье, как и завещал товарищ Маркс. Не смейтесь, я ведь совсем девчонкой была, Надсона читала. «Друг мой, брат мой, усталый страдающий брат, кто бы ты ни был, не падай душой…»
– Я не смеюсь, – качнул головой белогвардеец.
– Надсон – мелкобуржуазный упаднический поэт, – строго заметил красный командир. – А того, кто над вами посмеяться рискнет, я мигом урою.
