Длинный будто услышал. Неторопливо шагнул вперед, кивнул конвоирам. Те отошли в сторону, в черную тень. Руки стали наконец-то свободы, и Леонид облегченно вздохнул. Поискал взглядом седого. Где вы, Александр Александрович? Слева? Нет, справа, возле ближнего фонаря.
Начальник стал как раз посередине, расставил ноги пошире, словно циркуль проглотил, дернул головой:
– А теперь, суки, одежку скидывай! Всю, с исподним. Быстр-р-ро!..
Рявкнул и снова голову повернул, будто надеялся эхо услышать.
– Александр Александрович, не вздумайте! – откликнулся эхо. – Нет у них такого приказа, это они властью себя тешат.
Начальник замер, ушам своим не веря, затем медленно принялся открывать рот…
– А за «суку» они ответят. Сегодня нам у стенки стоять, завтра кому-то другому.
Рука уже сжимала рукоять «бульдога». Вот и пригодился подарок. Давайте, служивые, проявите прыть! Ох, и пойдут легенды по хазам да малинам, о том, как умирал Фартовый! И товарищи-чекисты самого первого призыва одобрят. И Жора Лафар на своих французских небесах.
– Да что вы себе позволяете!.. – начал было длинный, но словно почувствовал что-то. Умолк.
Немного подумал, ближе подошел.
– Пантёлкин, не нарушайте порядок. Вы не правы, я действую согласно инструкции. А насчет «суки»… Сейчас у нас так принято. Впрочем, персонально перед вами готов извиниться.
Леонид пожал плечами. Принято… Ну и традиции в этой Столице!
– А щиты – против рикошета? Мы матрацами обходились. Ладно, к какой стенке прислоняться?
Скидывать куртку так и не стал. Колотун в подвале, еще подумают, будто он от страха дрожит.
«Ели яблочко, потом оставили. Повязали деловых, в «Кресты» отправили!»
Вот и стенка, и фанерный щит перед ней. Леонид стал слева, седой археолог справа. Пальто Артоболевский все-таки снял и даже расстегнул ворот рубахи. Между тем расстрельщики уже строились, не слишком толково, сбиваясь с ноги. Длинный покрикивал, подгонял…
– Вы гневаетесь, – негромко проговорил археолог, – думаете о пустом, о лишнем. Не годится так, Леонид Семенович. Миг смерти не менее важен, чем миг рождения.
Леонид отпустил горячую рукоять бесполезного револьвера, вынул руку из кармана.
– А чего делать? Я, Александр Александрович, даже в Бога не верю. Мне и молиться нельзя.
– Можно! Повторяйте за мной. Господь пасет мя, и ничтоже мя лишит. На месте злачне, тамо всели мя, на воде покойне воспита мя…
Спорить Леонид не стал. И вправду, верующим легче. 22-й Псалом – в прославление Бога за особенное хранение. «Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим…»
