Виктор понял, что пора звать переводчика. Если с Царем Зверей, который не просто Лев, а Лев Давыдович, все ясно, то «двадцать-один-двадцать»… Невидимый собеседник, кажется, сообразил, что слегка зарапортовался. Из черной мембраны послышался тяжелый, полный печали вздох:
– Непонятно? В документах должно быть, пересмотри еще раз. Ладно, намекну. Постановление. Важное. Двадцатого – первого…
Альбинос выругал себя за недогадливость. «Об осуждении практики злоупотребления некоторыми видами научных работ». Постановление ЦК от 20 января 1920 года.
– Понял, – заторопился он. – Об осуждении и всем прочем. Товарищ Каннер, а прямо сказать нельзя? Мы же не в подполье, в конце концов. Кстати, этого документа я не читал. И Семен не читал. Так что, рад бы ответить…
В ответ – новый вздох, тяжелее прежнего.
– Сообщу инстанции. А насчет подполья… Это ты не в подполье. Не уходи, скоро перезвоню.
Виктор послушал нервные короткие гудки, вернул трубку на место, без особой нужды сложил листы бумаги аккуратной стопкой. «Это ты не в подполье». Товарищи из аппарата ЦК явно заигрались в войнушку.
* * *
Чемодан был спрятан под кроватью в общежитии. Больше девать его было некуда, разве что отнести в камеру хранения на ближайшем вокзале. Придя на службу, Виктор первым делом поинтересовался, на месте ли товарищ Ким, однако начальник все еще пребывал в одной из своих бесконечных командировок. Хорошо, если вернется сегодня-завтра. А если нет? Убийцы Игнатишина едва ли остановятся.
В милицию заявить? В ГПУ? Смерть хранителя фонда даже не стали расследовать.
Чемодан оказался заперт, и батальонный решил не любопытствовать. Судя по весу, не золото и не бомба, значит, пусть пока постоит, укрытый для верности трофейным британским плащом-накидкой. Иное беспокоило, не давая сосредоточиться на столь важном «обезьяньем» вопросе. После кладбища Виктор с трудом добрался до общежития, лег на койку, укрылся с головой серым казенным одеялом. Последняя мысль, перед тем, как он рухнул в черную бездну сна, была не из самых удачных: «Свалюсь – не встану!» Однако утром батальонный проснулся вполне здоровым, без труда проделал гимнастику, до работы шел пешком. То, что случилось в старом склепе, теперь казалось сном, причем не своим, а чужим, пересказанным неумело и наивно. Разверстый саркофаг, тени на пороге, колыбельная, похожая на заклятие, цветные огоньки на броши, цветные огоньки на кресте. Американская фильма, и только.
