Леониду вспомнилось собственная старая шутка: увидеть утром Блюмкина и не дать в морду – день пропал. Тогда обошлось без драк, но желание не забылось.
– Не молчи, Леня. Я, знаешь, человек не слишком терпеливый.
Бывший старший оперуполномоченный покосился на бывшего друга. И так бывает: ни разу не ссорились, а жизнь развела. Жизнь и смерть.
– Потерпишь, Яша. Куда тебе деваться?
Яков покачал черной головой, стер с лица глупую улыбку.
– Ну, здравствуй, Пантёлкин! Рад что ты жив, остальное, как говорится, приложится.
Руку пожимал от всей души, с хрустом. На миг почудилось Леониду, будто не бывший, а самый настоящий друг-товарищ заглянул на тюремный огонек. Не было у него в Чрезвычайной комиссии никого ближе Жоры Лафара и веселого одессита Якова. Вместе в путь отправились, да не вместе пришли.
– Я тоже рад, Яша. Приятно, когда свой своего на расстрел провожает.
Блюмкин пошевелил толстыми губами, но улыбаться не стал. Скользнул взглядом по камере, словно жилье снимать собирался, носом длинным дернул.
– Мы с тобою оба везунчики, Леня. Лучше в смертной камере, чем в казенном гробу. Меня к расстрельной стеночке трижды прислоняли, бомбу кидали прямо в койку, один раз стрихнин подсыпали. А я, как видишь, еще бегаю. Такой вот мазал>[11], как говаривали мои предки с Молдаванки. Кстати, это тебе.
Широкая волосатая кисть нырнула в карман кожанки, долго там рылась, извлекла коробку папирос:
– Презент!
По желтой этикетке – красная полоска наискось.
– «Пачка», – прочитал Леонид вслух. – Где ты только такую дрянь покупаешь?
– Нигде кроме, как Моссельпроме! – расхохотался Блюмочка. – Бери, не брезгуй. Дымишь, значит, пока живой!
Из кармана появились еще две «Пачки», затем рука, чуть помедлив, вынула зажигалку.
– Курнем, Леня?
Щелчок вышел резкий и громкий, словно выстрел в пустом подвале.
– А насчет фрака я почти не шутил. Есть у нас молодой да писучий, Лева Шейнин, хочет про Фартового чуть ли не роман изваять. Сунулся к начальству, а ему намекнули, что старшего оперуполномоченного Пантёлкина поминать не след, и многое иное тоже. Вот он и выдумал фрак. Ты у него станешь телеграфистом, проигравшим в рулетку казенные деньги…
Леонид слушал всю эту ерунду вполуха, старясь не пропустить момент, когда Блюмочка заговорит о деле, всерьез. Прием старый, всем следователям ведомый. Заморочить голову, задурить до звона в ушах, а потом – вопросец сходу да с жару. Ответ не важен, интересна реакция.
– В Питере сейчас чистка. Всю группу, что тебя ловила, по Союзу рассылают. Дальше едешь, тише будешь! Они, бедняги, орденов ждали… А знаешь, откуда фото в газетах появилось? Труп в морге взяли, чуть ли не первой попавшийся, и гримировать принялись. Есть старая полицейская метода, при опознаниях применялась. На снимке – и не отличить, даже глаза, как у живого… Кстати, ты по «Фиалке» работал?
