Примечание. Ввиду того, что дневное представление будет дано ночью по причине временного отсутствия солнца, просим зрителей не спутать день с ночью!
Представление начнется
в полдень! В полдень! В полдень!
Не забудьте!
Те, кому довелось видеть, как в Париже 14 июля выстраиваются длинные очереди к кассам Национальной музыкальной академии, Французской комедии, Театра оперетты, даже Одеона, вряд ли поймут матросов «Галлии», которые с нетерпением ждали обещанного представления с придуманной Летящим Пером программой.
И все же зимовщики на одиноком судне среди мрака и стужи полярной ночи жаждали предстоящего зрелища так же, как жаждет публика столичных театров спектаклей с участием знаменитых актеров.
Итак, сцена устроена, и артисты скрываются за занавеской.
Раздается три удара об пол, занавеска раздвигается, и перед зрителями предстают соперники, опираясь на деревянные эспадроны, — Понтак и Бедаррид.
— Вы начинайте!
— Нет, вы начинайте!
— Не смею противиться вашей воле!
Бедаррид, проворный и ловкий, как обезьяна, налетает на Понтака. Широкоплечий и крепко сбитый Понтак, вращая эспадроном, как мельница крыльями, отражает удары.
Соперники достойны друг друга, они вошли в раж и не знают пощады.
Классические приемы нападения и защиты чередуются с умопомрачительной быстротой, как на состязаниях. Деревянные эспадроны стучат, свистят, трещат, к великому удовольствию зрителей, знающих толк в фехтовании и не скупящихся на подзадоривания и похвалы.
Бедаррид горяч, быстр и напорист, Понтак невозмутим и рассчитывает каждое движение.
Оба — отличные фехтовальщики. Поэтому в состязании не оказалось ни победителя, ни побежденного. Тем лучше! Не пострадало ничье самолюбие.
— Браво, друзья! — кричали моряки. — Браво! Браво!
Антракт затянули нарочно, чтобы продлить удовольствие, и первым на сцене появился Констан Гиньяр.
В программе его выступление не значилось. Да и сам он сидел среди зрителей. А на сцене был Летящее Перо, загримированный под Констана Гиньяра. Такой же курносый. И походка вразвалку. Даже говорил, как Гиньяр, с нормандским акцентом, пытался нацепить защитные очки и то и дело вспоминал о надбавке. В общем, точь-в-точь как Гиньяр.
Доктор так и покатывался со смеху, а потом попросил выйти на сцену настоящего Гиньяра, для сравнения.
Тот не заставил себя долго ждать. И теперь уже невозможно было отличить Гиньяра от Летящего Пера.
Этот номер имел бурный успех. После Гиньяра Артур Форен принял вид Дюма в поварском наряде, с кухонным ножом за поясом и карабином на плече, такого же толстого и так же звучно, по-провансальски, произносившего букву «р». Затем парижанин изображал Ника, Курапье, Угиука, причем так мастерски, что Угиук принял его за настоящего эскимоса и обратился к нему на своем языке.
