Мы расстались холодно. Я пошел за документами.
В большой комнате госпиталя длинный хвост проходивших осмотр ожидал выдачи документов, обмениваясь впечатлениями.
— Представьте себе, меня все же забрали… Вот никогда бы не подумал: сорок восемь лет, двое сыновей взяты: один на фронте, другой ранен, а у меня самого грыжа…
— Сделают операцию и отправят сражаться, — сказал горбун с живыми, умными глазами.
— Понимаешь ли, — испуганно сообщил ему отец двух солдат, — я нарочно не делал операции, чтобы меня не забрали… и вот…
Горбун рассмеялся.
— Не так уж плохо на фронте, — вмешался человек на костылях. — Я читал «Военный дневник» Муссолини…
— Ну и отправляйся туда!.. — прервали его несколько голосов.
— Ты говоришь это потому, что тебя-то не отправят! — сказал кто-то сердито.
— Я бы всех тех, кто хочет войны и кто считает, что на войне неплохо, обязательно отправил бы на фронт. Всех! И таких вот на костылях — тоже! — разгорячился субъект в огромнейших очках из невероятно толстого стекла.
— О, тогда, небось, быстро кончили бы воевать! — вскричал горбун.
— Вы все пораженцы! — старался перекричать всех человек на костылях. — Я, если бы мог, пошел бы. Мы все впадем в первобытное варварство, если не победим! Вы читали, что австрияки стреляют по палаткам Красного Креста?
— А ты знаешь, что наше командование пересылало снаряды при помощи Красного Креста? — спросил его крестьянин с огромным зобом.
— Враки! Это пораженцы распускают такие слухи… Счастье твое, что здесь нет карабинеров!
— А ты донес бы? Шпион! Попробуй только — отправишься домой с разбитой рожей!
Крестьянин старался пробраться к человеку на костылях. Тот струсил:
— Да нет же, я не о тебе говорю, тебя обманывают…
— Ах, ты, сукин сын! У тебя, вероятно, есть какое-нибудь предприятие, которое процветает при войне, а? — не унимался крестьянин.
— Нет! — оскорбился человек на костылях.
— Тогда ты просто дурак, — заключил крестьянин при общем смехе.
Сержант приступил к раздаче свидетельств.
— Сколько возьмешь за эту бумажку? — спросил отец двух солдат, больной грыжей и признанный годным для военной службы, у маленького человечка с мальчиком, получившего белый билет, указывая на документ.
Тот улыбнулся и, приподнявшись на цыпочках, произнес шепотом:
— Это не продается, сам понимаешь, но если у тебя найдется несколько сотенок, — он оглянулся и зашептал еще тише, — или, еще лучше, тысчонок, тогда… я объясню тебе способ, как уберечь шкуру…
— Ты это серьезно?
