Наконец француз сказал:
— Мне кажется, здесь не о чем задумываться: освободить.
Полковник ответил на плохом французском языке:
— Я тоже вижу это, но даны специальные распоряжения, я не хочу нести ответственность.
Англичанин в этот момент отошел.
— Какого рода эти распоряжения? — спросил я тоже по-французски, не столько потому, что я надеялся получить ответ, сколько желая полюбоваться на физиономию полковника. Он ожег меня взглядом и не нашел ничего лучшего, как скомандовать:
— Молчать!
Все же ему пришлось освободить меня.
Покуда полковник диктовал писарю постановление комиссии, французский командир подошел ко мне:
— Вы социалист?
— Да, — ответил я. — В чем дело?
— Так. Я думал это. Я тоже социалист…
— Какого рода? — задал я коварный вопрос.
— Когда вы уезжаете? — уклонился он от ответа.
— Сегодня, в восемь вечера.
— Тогда мы сможем пообедать вместе?
— Почему бы нет? — ответил я.
Пробило полдень.
— Расходись! — закричал унтер. — Документы можете получить после трех! Живо!
Будущих защитников отечества поспешно выставляли за дверь, иных полуодетых, с башмаками в руках.
Я вышел с французом.
В ближайшем ресторане мы уселись за столик и начали разговаривать. Мой собеседник был человек средних лет, с острой бородкой, в круглых очках.
— Итак, вы социалист? — спросил я, когда официант принес суп.
— Да, — ответил француз, — состою в партии уже изрядное число лет. Вы тоже?
— Я в партии с 1903 г.: сначала в юношеской секции, а теперь — в социалистической партии. Но вы, как видно, защищаете… отечество?
— Конечно, — заявил французский социалист, — иначе и быть не может. Наше положение совершенно исключительное: на нас, как и на бельгийцев, напали. К тому же наше поведение оправдывает политика германских социалистов.
— Например, Карла Либкнехта?[39] — спросил я.
— Либкнехт — герой, — возразил мой собеседник, — но вся германская социал-демократия предала Интернационал!
— Точно так же, как и вы, французы.
— А вы, итальянские социалисты?
— Наша платформа существенно отличается от вашей. Мы выгнали Муссолини из партии, а не пошли за ним, тогда как вы в союзе с патриотами вошли в буржуазное правительство. Так или нет?
— Да, так. Но у вас было время обдумать положение, — защищался мой собеседник.
Мы долго спорили, но французский офицер не изменил своих взглядов.
— Надо победить германский милитаризм, чтобы можно было работать для социализма, — упорно твердил он.
— Утопия, господин майор, вредная утопия! Мы все разбиты, на радость буржуазии обеих сторон! — возражал я.
