— Молчи, ради бога, тебя услышат. Уф! Как я волнуюсь! Наконец-то я — предмет романтического негодования. Феликс, милый, но я не хотела тебя обидеть, я не верю ничему этому, ты прекрасный мальчик. Я пересказала тебе слова Стэникэ для того, чтобы ты знал, каков свет.
Джорджета прижалась щекой к щеке Феликса, обхватила его за талию и баюкала, как ребенка, шепча:
— Глупенький ты! Я понимаю, за что тебя любила Отилия! Стэникэ — редкий негодяй, разве это для меня новость? Теперь он вбил себе в голову, что ему надо оставить жену и жениться на другой, более светской женщине. Он предложил мне выйти за него, а генерал пусть подарит мне дом, но запишет на его имя. Он говорил всякие глупости: уедем в Аргентину, не знаю куда еще, в конце концов просто бредил. Я вышла бы за кого угодно, разумеется, не за такого мальчика, как ты, которому я лишь испортила бы жизнь, а за кого угодно, только для приличия, даже если бы потом развелась. Но Стэникэ — это несерьезно, и кроме того, я не простила бы себе, что заставила страдать бедную женщину. Негодяи эти мужчины, канальи!
Джорджета настояла на том, чтобы Феликс отправился домой и не попадался на глаза Стэникэ. Для большей безопасности она отвела его в кабинет Иоргу, где очень довольный дядя Костаке грыз орехи, которыми была
доверху наполнена тарелка. Иоргу, по-видимому, был в полном восторге и бросал на Феликса благодарные взгляды. Он проводил дядю Костаке и Феликса до самой двери и усадил их в экипаж, приказав знакомому извозчику отвезти за его, Иоргу, счет.
— Вы договорились? — спросил Феликс.
— Ага! — ответил дядя Костаке, грызя орехи, которыми он набил себе карманы. Затем, продолжая жевать, пояснил. — Если в этой стране больше нет законов и нельзя оставить свое имущество кому ты сам желаешь, то уж лучше все продать. Даю кому хочу, а они пусть убираются к черту.
И, выплюнув на мостовую скорлупу ореха, он шумно высморкался.
«Может быть, старик и не такой скверный, как я думал,— размышлял, лежа в постели, Феликс. — Скупость — его мания, но Отилию он любит и все время помнит о ней».
Он взял научный трактат и попытался читать, но мысли его витали далеко. Он вел несколько беспорядочный, неподходящий для серьезных занятий образ жизни. Слишком много сильных чувств испытал он за последнее время. Не прошло и года, как он, приехав из скучной провинциальной глуши, попал сюда, в столицу, — и уже изведал любовь духовную и физическую, людскую злобу, жадность, равнодушие, зависть, честолюбие. Он пользовался свободой, но был одинок, заброшен, неспокоен, ни от кого не видел помощи. Он верил в Отилию, а Отилия предала его. Джорджета была «первоклассная девушка», она сама советовала ему не принимать ее всерьез. Раз здесь его ничто больше не привязывает, он может в будущем году, когда станет совершеннолетним, уехать во Францию и продолжать учение там. На жизнь ему хватило бы дохода, который дает дом в Яссах. Феликс опять поднес к глазам книгу, как вдруг до него донеслись женские голоса. Ему показалось, что он узнал голос Марины, потом послышались тяжелые шаги на лестнице, и кто-то с силой стукнул кулаком в дверь.
