— Тогда раздевайся!
— Да пошел ты, — фыркнул Бран. — Я тебе не шут, сам раздевайся!
Конунг грохнул кулаком о стол. С грохотом подпрыгнула посуда, и внезапно сделалось очень тихо.
— Полюбуйся, Харалд, — раздув ноздри, процедил конунг. — Каков наглец, а? Врет в глаза, да меня же и позорит. Вот она, молодежь, совсем уж совести лишились.
Харалд посмотрел на Брана, а потом — на конунга. Не сказав ни слова, отвел взгляд.
— Я прикажу тебя выпороть, щенок, — прохрипел конунг. — Узнаешь тогда, как себя вести.
— Ну, попробуй, — голос Брана сорвался. Пальцы стиснули рукоять меча. — Попробуй! Посмотрим, как у тебя получится.
Торгрим по-бычьи нагнул голову, лицо почернело от гнева. Некоторое время он стоял, наливаясь злобой, а потом выдернул из столешницы кинжал и ринулся на Брана.
Но добежать он не успел, потому что Харалд, с неожиданным проворством сорвавшись с места, навалился ему на плечи.
— Погодь, погодь! — пробасил Харалд. — Эй, ребята, пособите!
Дружинники повисли у конунга на руках. Тот рычал и вырывался.
— Будя, старшой, чего ты, в самом деле, — Харалду удалось отнять у Торгрима кинжал. — Ну, выпил лишку, ну, бывает, так чего ж на людей-то кидаться? Негоже это, нехорошо… охолонь, старшой, охолонь…
Бран оторопело наблюдал за этой сценой.
— Иди отседа, паренек, — прохрипел Харалд. Его борода растрепалась, и волосы упали на глаза. — Ступай от греха, потом с ним поговоришь. Вишь, не в себе он.
Бран вернул меч в ножны. Люди с любопытством и опаской глазели на него, и он покраснел.
— Ладно, ладно, — раздался голос конунга. — Отпустите. Да не держите меня, я в своем уме. Пусти руку-то, медведь, задавить меня собрался?
Воины отступили. Ни на кого не глядя, Торгрим поправил одежду.
— Леший, чуть меня не придушил, — проворчал он, косясь на Харалда. Домашние стояли вокруг, хлопая любопытными глазами.
— Чего вылупились? — бросил конунг. — Чай, не балаган. Ступайте по местам, нечего пялиться. Идите, кому сказано!
Все поспешно подчинились, заскрипели табуреты. Конунг шагнул к своему креслу и сел, сжимая кулаки.
— Эй, Кнуд, пива принеси, — велел он.
Молодой темноволосый раб с кувшином подскочил к хозяину. Конунг зыркнул на него, только глаза сверкнули, будто у волка. Споткнувшись, Кнуд выпустил кувшин. Посудина разбилась бдребезги, брызнули черепки и пена, и никто не успел даже моргнуть, как конунга до пояса окатило пивом.
Все притихли. Сидя на четвереньках, Кнуд поднял голову. Краска сбежала с лица, оно вытянулось, а глаза от страха побелели.
