Это он сказал уже выходившему было из комнаты Даэмону.
— Правила игры позволяют маленький вариант, который может все поменять.
— О чем ты? — тоскливо спросил Даэмон опустив голову, сомнамбула.
— Я не могу опуститься до боя с тобой — это дело последних моих слуг. Но для справедливости я могу давать тебе советы, а с ними быть — талисманом. Игрушкой безымянной. Или с тобой талисманом — а им помочь советом. Но тогда вам точно — капут.
— Совет…
— Хорошо. Я рад, что тебе не чуждо благородство на закате. В третьей справа башне будет тайный знак. Снесите его — и тогда ход битвы будет непредсказуем. Я бросил на весы свою перчатку — но небрежно. Я закрыл глаза: я сам не видел, куда она упала. И еще знай: я изменил продолжение. Вернее, обманул тебя. Никакой ты мне не любимый сын. Вот еще чего не хватало: с меня и кошек достаточно. Ты свободен, Даэмон. Наверно, и сам догадался?
Тот стоял пораженный, как молнией:
— Нет…
— Что, загорелся вновь? Ты упадешь с ними, если они упадут. Доказав свое право быть тем, за кого погибают, ты стал свободен.
— А если мы победим?
— Тогда упаду я. Катись теперь отсюда. Вряд ли мы увидимся еще.
— Ты доиграл?
— Почти. Думаю, нигде не попал мимо. Ты же промазал много, один твой Амаль чего стоит.
— Прощай, дивный принц, — встал на одно колено Даэмон, — надеюсь победить тебя и не быть малодушным.
— Прощай, мистический Винни-Пух, — Джордж отвернулся и пошел сквозь стену.
— Прощай и ты, Катерина. Вряд ли здесь…
Он поцеловал мои слезы и тоже ушел.
Каждое их слово мне запомнилось почти точно и словно кто-то просил настойчиво меня записать непонятный разговор, который я слышала. Было где-то полшестого вечера.
На следующее утро никто не ошибся в том, что видел: на небе стояло два Солнца, но не было той жары, которую можно было бы оттого предположить. Черное воинство усмотрело в том добрый для нас знак, нечаянное равновесие сил. А с норд-норд-веста на землю спускались белые фрегаты — огромные птицы, несущие сюда призраков Джорджа, ангелов, так долго не показывавших вида, что им не все равно.
Мне накинули на плечи черный плащ, и все воинство шептало заклинания, молитвы, проклятия. Старик хранитель попросил дотронуться до него, Амаль подал мне древней работы клинок, почти невесомый, жало безжалостной смерти. Я чувствовал веселое головокружение, как вкус вина на губах, а они вокруг громко клялись мне в верности и обещали не оставлять, чем бы ни кончилось то, что сейчас начиналось.
