Силоам | страница 40




Проснувшись, Симон не сразу вспомнил о ночном происшествии. Солнце с веселым неистовством освещало стену перед его окном, и он подумал об Элен, о том часе, который он провел рядом с ней в маленьком баре, об их будущей встрече. Этот день естественно продолжал собой другие. Он поднялся, встал перед зеркалом; и тогда только вспомнил, что не очень хорошо спал… Но его тело об этом не вспоминало. Дважды прерванного сна хватило для восстановления сил; он был готов снова их тратить. Ему захотелось идти, топтать землю. Он минуту колебался на краю этого неизвестного дня, зная, что все, что он сделает в этот день и в следующие дни, будет важно. Эти дни перед экзаменом были сделаны из ценного и хрупкого материала, обращаться с которым надо было бережно. Симон перечитал тексты, написал несколько фраз, записал соображения, набросал несколько планов. В полдень, за обедом, он слушал, как отец читает газету. Только что было раскрыто мошенничество в крупных размерах, главный виновник пустился в бега, но в деле замешано столько высокопоставленных лиц, столько государственных чиновников, что, возможно, всей правды никогда нельзя будет узнать, а тем более сказать. Писали о состояниях, сколоченных или спущенных за один день, о приобретенных и потерянных миллионах, подложных векселях, подделанных подписях, наградах, присужденных за деньги, постыдных сделках с совестью. Страна переживала полное падение нравов.

Симон дождался свежести вечера, чтобы выйти из дому. Он побродил по людным скверам, обогнул песочницы, где доживали свой век детские игрушки, потерпевшие крушение паровозики, целая ребячья жестяная лавка наивной расцветки, и пересек края, где воздух дрожал от боевых кличей и подстрекательств к резне. Напрасно широкие перепончатые лапы каштанов в угасающем свете отбрасывали на землю тень от своих растопыренных пальцев: он ничего не видел. Он шел по пустыне, среди абстрактных силуэтов своих мыслей, грузно сидящих в позе сфинкса на благородной и нематериальной субстанции, покрывающей землю. Время от времени всходила бледная туманность, не успевавшая разрешиться звездами… Он заходил в книжные лавки, листал книги. Но современная литература была для него чужой, почти так же, как для его отца. Это был ключ, проворачивавшийся впустую. Впрочем, он, сам того не подозревая, разделял недоверие Сорбонны к людям, пишущим книги, не зная греческого и не задаваясь вопросами о вставках в Гомере. «Надо начинать с начала», — говорил в нем голос. «Но так будешь постоянно начинать», — возражал другой. Он не мог сделать выбор между преждевременными завершениями и тянущимися без конца начинаниями.