Он остановился на этой фразе. Ему больше нечего было сказать, ибо вне этого не было ничего; у него возникло ощущение, — немного тревожное, но довольно приятное, — что он отказывался от драгоценного умения ясно мыслить, которое его всегда учили уважать как настоящее достояние французов. Может быть, он перестал быть французом? Может быть, он перестал существовать?.. «Он посмеется надо мной», — подумал Симон. Он взял письмо и разорвал его сверху донизу. Правда, к чему пытаться убедить? Ему было все равно, одобряет его Шартье или нет.
Но ведь речь шла о Шартье! Глядя на луг, он вдруг увидел, что на опушке леса возникла человеческая фигура. В конце узкой тропинки, терявшейся под таинственными сводами буков, появился тонкий силуэт. Фигурка двигалась медленно, и Симон издалека различал легкое покачивание платья посреди высоких трав. Те буйствовали вовсю; они были подвижны, шелковисты, бойки; при ходьбе они оплетали вам ноги и даже ласкали руки… Тем временем девушка подошла ближе и была почти у стен Дома — там, где начиналась дорога в Нанклэр. Но солнце, висевшее над лесом, из которого она вышла, пронизывало ее, как прозрачную материю, оставляя от нее лишь сияющий контур, выдававший ее присутствие: можно было подумать, это дух, покинувший свою оболочку. Она на мгновение приостановилась, оглянулась, потом пошла дальше. Когда она подходила к углу Дома, девушка оказалась в тени березы и на секунду обрела материальность. Симон увидел маленькое личико под водопадом волос…
Сомнений быть не могло, второй раз он видел это лицо… Внезапно он вновь пережил свое первое потрясение, вспомнил залитую солнцем комнату, растение с извилистыми стеблями, молодую девушку. Он встал, вышел в коридор, взглянул в окно на дорогу в Нанклэр, продолжавшуюся за Домом; но там никого больше не было. Он вернулся в комнату, на свое место на балконе, и тут только заметил своего соседа Лау, который стоял, прислонясь боком к перегородке… На мгновение Симон подумал, что это сон. Как это Лау, вход к которому был строго-настрого заказан, стоял там, на солнце? Сколько времени стоял он так у перегородки? С ума он сошел?.. Его лицо было бледно, хилая фигура вырисовывалась на фоне неба. Симон подошел к перегородке и мягко заговорил с ним, пытаясь убедить вернуться в комнату. Но вместо того, чтобы уйти, Лау сделал знак рукой, подзывая его поближе. Он словно хотел что-то сказать; его губа дрожала; он взялся рукой за горло… Симон вспомнил, как Лау заговорил с ним в первый раз: он почти испугался услышать его голос. Он снова, очень мягко, стал уговаривать его молчать. Лау кивнул, печально, с неопределенной, несчастной улыбкой. Он собирался начать фразу, но, наверное, понял, что не сможет ее закончить, так как тотчас остановился; может быть и потому, что считал ее напрасной? Симон смог уловить только одно имя, произнесенное этим бесцветным голосом, который было так больно слушать; и как если бы Лау считал, что его собеседник знал достаточно, чтобы понять его, как если бы то, что он произнес это имя, было совершенно простым и естественным делом, их условным знаком, он, посмотрев еще раз на Симона, бесшумно исчез.
