— Оставьте нас, пожалуйста, — попросила я директора. — Вы все-таки не член жюри, а у меня одним подозреваемым будет меньше.
Директор испуганно глянул на меня и вышел, а я стала ждать, как подействует брошенная мной «бомба» на остальных.
— Тогда я тоже уйду, чтобы облегчить вам жизнь! — сказал, вставая, Либерман.
— Да и мы, наверное, пойдем, — поддержали его Елкин с Толстовым.
— Воля ваша! — согласилась я, чувствуя необыкновенное облегчение от того, что они проглотили наживку. — Подождите минутку! — остановила я их. — В связи с тем что по итогам сегодняшнего выступления останется только три человека, вы не будете возражать, если следующий тур будет последним? Право слово, не стоит размазывать белую кашу по чистому столу.
Мужчины переглянулись, и Либерман от имени всех сказал:
— Мы не против, а лично я буду прямо-таки счастлив, если это безобразие так быстро закончится.
Они вышли, а я спросила у Глахи:
— А вы решили остаться, госпожа Федорова? Я понимаю, что госпожа Сереброва как председатель жюри просто обязана присутствовать, но вы?
— Мне бояться нечего, — пожала плечами Глаха. — Я никому ничего не говорила и не собираюсь. И осталась я просто для того, чтобы вам помочь, — втроем же мы быстрее все подсчитаем.
— Тогда спасибо, — сказала я, внимательно глядя на нее. «А нет ли у нее своего маленького корыстного интереса к результатам голосования? — подумала я. — Ладно, посмотрим!»
В результате в кабинете остались только мы трое — Сереброва, Глаха и я — и занялись подсчетом голосов.
Дело продвигалось хоть и медленно, но продвигалось. Неожиданно одна из стопок вдруг поехала со стола и свалилась на пол. Глаха тут же бросилась ее собирать, присела на корточки, нагнулась за одним далеко отлетевшим листком, и у меня перед глазами вдруг промелькнул ее голый бок. «Что-то тут не то!» — невольно отметила я, но мысли мои были заняты совершенно другим, и я быстро об этом забыла. Наконец все голоса были подсчитаны, и, к моему величайшему изумлению, победителем оказался Михаил, а наименьшее количество голосов получил Иван.
— Вот что значит, когда голосуют не головой и даже не сердцем, а совершенно другим местом! — покачав головой, недовольно сказала я и добавила: — Ну, что ж! Зато теперь мне ясно, против кого будет планироваться следующий удар, и если его нанесут, то виноватым окажется кто-то из вас двоих.
— Вы утомительны в своей подозрительности, — вздохнула Сереброва.
— Но я правда никому ничего не говорила! — воскликнула Глаха. — Честное слово!
