— Нет. — Она покачала головой. — Я же ни с кем не общаюсь.
— Господин Либерман? — Я обратилась к ректору консерватории.
— Нет, меня никто об этом не спрашивал, — заметил Либерман, подчеркивая, что в его кругу такими вещами не интересуются. — А я по собственной инициативе никому ничего не говорил.
— Господин Елкин? — Я повернулась к композитору.
— Да упаси бог! — воскликнул он. — Тогда вся интрига пропадет!
— А вы, господин Толстов? — спросила я у поэта.
— Бросьте, голубушка! — слабо отмахнулся он. — Мне скоро с богом разговаривать! Где уж тут данное слово нарушать? Нас же Леонид Ильич предупредил, чтобы мы никому ни словечка, вот я и молчал. Даже жене своей ничего не говорил.
— И я тоже никому ничего не рассказывал, — сказал свое слово директор театра.
— А вы-то здесь при чем? — удивилась я.
— Так я же считать голоса помогаю, — удивившись, объяснил он.
«Твою мать! — мысленно воскликнула я. — Еще один на мою голову!» — а вслух сказала:
— Так не бывает! Вы все молчите, а преступник откуда-то все узнает. Прошу вас! Подумайте лучше! — Они все переглянулись, и я, обречено вздохнув, совсем недружелюбно сказала: — Ладно! Тогда справочно сообщаю для тех, кто не в курсе, что все равно докопаюсь до истины и сообщу ее тем, кто меня нанял. А это спонсоры конкурса, и они здорово передергались из-за всех этих неприятностей. Так что когда они узнают, откуда просачивалась информация, то отыграются на виновном за все свои истрепанные нервы по полной программе. А у каждого из них своя служба безопасности, и ребята в ней нехилые.
— Прекратите нас пугать! — воскликнул побледневший Либерман.
— Я не пугаю, а рисую перспективу, — заметила я. — Мне и теперь никто ничего не хочет сказать? — Ответом мне было всеобщее молчание. — Ну хорошо! Кто не спрятался, я не виновата! Но учтите, что поскольку спонсоры дали мне самые широкие полномочия, то сегодня я лично буду присутствовать при подсчете голосов и сама узнаю имя победителя. И если с ним потом что-нибудь случится, то… — Я замолчала и многозначительным взглядом обвела присутствующих, потом выключила диктофон и убрала его в сумку. — Пусть у меня будет доказательство того, что вы все подтвердили свою непричастность к этим неприятным событиям, а там посмотрим.
Мне никто ничего не сказал, и я, снова закурив, отошла в сторону. Все вдруг почувствовали себя довольно неловко и к чаю с пирожными и всему прочему, что было накрыто на столе, даже не притронулись. Наконец принесли урны и, когда стол быстро освободили от всего, что на нем стояло, высыпали листки на столешницу.
