Хотя разговор, который мы вели в то утро, был блестящим и искрометным, тема его стерлась из моей памяти. И лица людей, проявлявших в нем столь дивное красноречие, я тоже вспомнить не могу. Напрягаю разум, пытаясь представить себе Эрика, — и не получается. Однако сцена в целом сохранилась в моей душе весьма живо.
Я вижу перед собой Реджину Бодмен, покровительницу бедных художников и прочих безнадежных страдальцев, беседующую с группой преданных просителей. С них можно было написать аллегорическую картину и повесить ее на одной из стен громоздкого викторианского особняка: «Блеск царствующей благотворительности». Впрочем, самой Реджине не был свойствен викторианский стиль, характеризовавший ее мебель; с нами, как и с другими ее подопечными, она обращалась весьма современно и мыслила рационально, хорошо сознавая перспективы каждого. Она занималась организацией общественных благотворительных мероприятий, но находила также время и желание покровительствовать талантам.
В то утро миссис Бодмен взяла меня под свое крыло, угостив милостивой улыбкой и чашкой кофе. И то и другое я принял с радостью, а потом с готовностью присоединился к беседе, поскольку сообразил, какую выгоду могу получить от этого знакомства: Реджина, в отличие от своей дочери, испытывала глубокое уважение к культуре и, хотя сама и не была выдающимся мыслителем, любила таковым казаться. Поэтому она охотно слушала людей думающих и покровительствовала тем, кто облекал свои мысли в слова, принося ей тем самым практическую пользу.
В широкой благотворительности миссис Бодмен существовала конкретная система взаимных компенсаций, о чем я догадался, увы, только начав раскланиваться. Реджина относилась к числу немногих мудрых людей, понимавших, что безвозмездная щедрость подавляет и лишает воли того, на кого она направлена, и к тому времени, когда мы стояли в холле, прощаясь с хозяйкой, она взяла с каждого обещание, что он посодействует делу, не имеющему ничего общего с его профессиональными успехами. Это соглашение ничем не закрепили, просто оно существовало. Реджина просила — и вы говорили «да».
Ей требовалась поддержка не деньгами, а мастерством и временем. В то утро, прощаясь с нами, она хлопотала о восстановлении разрушавшихся церковных зданий. Такие жемчужины, как собор Святого Павла и Вестминстерское аббатство, не интересовали Реджину Бодмен, общенациональные памятники не вдохновляли ее на подвиги в области сбора денег на благотворительность. Нет, ее привлекали маленькие церкви, обрушение которых — та цена, что платит наш светский век за свое пренебрежение религией.
