— Вы ненавидите меня?
И я ответил:
— Нет, — и стал шептать ей слова любви, прощения и надежды, хотя сам имел право обещать лишь первую из этих благодатей.
Моя речь возымела свое действие. Элла постепенно успокоилась, поверив мне, и в этом заключалась ее самая большая ошибка. Она не знала, быть может, не хотела знать — а я, хоть и подозревал, не открыл ей этой истины, — что единственный человек, в чьей власти даровать ей прощение, — это Сара.
Элла была женщиной гордой, а гордость пагубна для человека. Но, как выяснилось позже, в конечном счете не гордость сгубила Эллу. Недостаток доверия к миру, ставший следствием предательства по отношению к самой себе, — вот что привело к катастрофе. Тот, кто много отдает, ждет, что ему многое воздастся; тот, кто отнимает, ждет, что у него тоже отнимут.
Успокаивая Эллу, я под ограждающей лаской слов утешения скрыл от нее опасность, которую заключали в себе ее поступки. И этим оказал дурную услугу. Лучше б я заставил ее ближайшим поездом вернуться в Лондон и признаться во всем Саре и Чарльзу Стэнхоупу — а в тот краткий миг она выполнила бы все, что я бы ей предложил. Мучительная сцена с горькими слезами была неизбежна, но за ней непременно последовали бы разрядка и облегчение. Раны в душах обеих сестер вскрылись бы и со временем, несомненно, очистились бы от гноя.
Мои утешения помогли Элле успокоить, смягчить чувство вины, а потому несправедливость, совершенная в отношении Сары, осталась невозмещенной и рана продолжала гноиться.
Я гладил ее волосы, целовал нежную стройную шею и думал лишь о том, как остановить слезы и исцелить боль. Я не знал, что слезы бывают очищающими, был слишком молод и неуверен в себе, чтобы не успокаивать Эллу, а направить на верный путь.
Мое утешение сделало ее признание, а следовательно, и прощение сначала необязательным, а затем и вовсе невозможным. Но откуда мне было знать, что, поступив иначе, я мог спасти нас всех?
Вскоре после моего возвращения из Корнуолла — буквально через день или два — зазвонил телефон, и, сняв трубку, я услышал голос Камиллы Бодмен — с придыханиями и долгими гласными.
— Дорого-о-ой, где ты был? — проворковала она.
Между нами существовал негласный договор: по истечении периода, на протяжении которого мы не общались, винить за молчание полагалось меня. Прошло десять дней с тех пор, как я сопровождал Камиллу на прием к Харкортам, после с почтительной улыбкой оставил у дверей ее дома и мы пообещали друг другу «не пропадать».
