У нас есть примерно пол-литра крови, упаковка соли и банка краски. Мы сошли с ума. Мы собирались совершить чудо.
Профессор старательно и аккуратно, в два слоя, вычерчивает синим гексограмму. Я обвожу гексограмму кругом из соли. На этом мое участие заканчивается. И я превращаюсь в третьего зрителя. Посреди геометрических фигур лежит мертвый нечеловек.
Проф обхватывает себя за плечи, начинает трястись и петь нараспев корявые четкие фразы на неизвестном древнем языке. Не латынь, ее я узнаю.
Поет он отвратительно, так, что режет слух, более фальшивого пения еще никогда не слышала. Соль вспыхивает, труп начинает медленно подниматься.
Сжимаю кулаки так, что любовно отращенные ногти впиваются в кожу.
Зомби стоит, тупо вытаращившись куда-то в стену между Максом и Игорем Аркадьевичем.
— А з-зачем нужна кровь? — не выдерживает Макс.
Глядя на то, как профессор подманивает, как голодного щенка, банкой с кровью зомбяка, Макс тут же сообщил, что передумал и ничего не хочет знать.
— Что-то этрусское? — потрогав кончиком кроссовка синюю линию, уточняю я.
— Что? — проф занят более важным делом, он поит зомби кровью.
От ярко-алого у меня кружится голова. Когда-то человек глотает жадно, торопливо, давится, теплые капли стекают по подбородку, падают на недавно вымытый пол.
Макс шумно сглатывает, Игорь Александрович крепче сжимает пистолет, вижу как по его виску стекает капелька пота. Мне опять смешно.
Напиться воскресший не успевает — кровь заканчивается быстрее.
— Нет, аккадское, — спохватывается старик, оторвавшись от столь увлекательного занятия.
— Вы что, сделали из оборотня вампира?! — в голосе Макса прозвучало куда больше уважения. Игорь зачем-то сотворил крестное знамение.
Вампир — это лучше чем труп, хочу сказать я, подведем к окну, а потом просто избавимся от пепла. Вместо разумных доводов меня душит неразумный смех.
— Ты нормально? — Игорь Анатольевич о моем здоровье еще не справлялся, поэтому решил наверстать упущенное.
— Конечно, Игорь Аркадьевич.
— Я — Анатольевич, — поправил мужчина.
— Да без разницы, — схамил Макс, — у нас тут вампирюга в доме, а вы о ерунде треплитесь.
— Да нет, это не вампир, а что-то вроде кадавра. Скажем так, гуль, — находит определение проф.
Я смотрю на время и осознаю, что видовая принадлежность покойника стремительно теряет актуальность.
— Значит так, я — домой. Потом расскажете мне, что сделали с трупаком, ладно, профессор? Всем — счастливо.
Проф понятливо кивает: все одно, после школы загляну, никуда не денусь.
