— Какая просьба будет ко мне? — спросил Репнин тихо.
— Быть рядом, когда я изложу эти доводы дипломатам, и защитить тех русских.
Ленин произнес «тех русских», указав взглядом на окно, за которым свирепствовало ненастье, и Репнин увидел вечернюю степь, занесенную снегом и освещенную колеблющимся светом костров.
— Вы слыхали, что на смену Бьюкенену прибывает лицо, миссия которого своеобразна?
— Локкарт? — подсказал Репнин.
— Да, Брюс Локкарт, — уточнил Ленин. — Что бы это могло означать?
Репнин смешался, хотя вопрос, который так неожиданно поставил Ленин, и не был нов для Репнина.
— Англичане никогда не рвут отношений напрочь, — произнес Репнин, ему показалось, что он вышел из положения с честью. — Опыт подсказывает им. что это нецелесообразно.
— И только? — спросил Владимир Ильич — ответ Репнина, несмотря на то, что он был внешне эффектен, явно не устраивал Ленина. — И только? — повторил свой вопрос Ленин, точно хотел подчеркнуть, что его ответ явно недостаточен.
— Очевидно, назначив Локкарта. англичане дали понять, что нынешние отношения с Россией их не устраивают, — сказал Репнин, хотя хотел сказать больше.
— А какие бы отношения с Россией их устраивали? — спросил Ленин, он все еще стоял в двух шагах от Репнина.
Репнин молчал.
— Тогда разрешите ответить мне, — сказал Ленин.
Ленин пошел к столу, пошел неторопливым, почти бесшумным шагом.
— Вы правы, если смотреть на события с точки зрения дипломатии классической, когда само это понятие рассматривалось как искусство вести переговоры… Так, кажется, звучит эта формула? Если рассматривать эту проблему так, вы правы, но с годами эта формула совершенствовалась.
— Не столько вести переговоры, сколько вести огонь? — мгновенно реагировал Репнин.
Ленин обернулся, в их глаза встретились.
Сейчас было сказано что-то очень важное. Нет, этот афоризм с дипломатией и огнем многозначителен. Видно, классическое определение дипломатии в современном мире нуждается в коррективах.
В приемной, как в ту ночь, когда Репнин приехал сюда впервые, сидела над раскрытой книгой девушка и кротко еда сухарик. В стакане так же ярко, как в ту ночь, зеленела веточка.
Вошел высокий, с бледным лицом и печально-внимательными глазами, тот, что говорил о «Червонном штандарте». Он поклонился присутствующим и быстро прошел в кабинет Ленина. «Есть в поляках нечто строго испытующее, — подумал Репнин, — когда они смотрят на тебя в упор; вот и тогда, на тракте, когда кандалы тоскливо и грозно вторили их усталым шагам, они смотрели так».
