Вершинин печально кивнул:
— Я начал работать на Модхейме, когда мне было столько же, сколько тебе, а Рауль уже тогда был стар. Он умер здесь, на станции, восьмидесяти трех лет от роду, искренне полагая, что кит — его единственный настоящий друг.
— А он видел кита?
Владлен Михайлович покачал головой:
— Насколько мне известно — нет. Но кит существует. По крайней мере, три гайки из замаркированных мной вернулись на станцию. Они лежат у меня в кабинете, но эти гайки «сухие», от них не исходит ровным счетом ничего. Может быть, все дело в Рауле, может, в ките, может, в них обоих. Может быть, кит умел играть только с Раулем, а может, это Рауль умел играть с китом. Может, эмоции Мартинеса были настолько интересны киту, что он возвращал на станцию гайки, заряженные этими эмоциями. А может, эмоции разбегаются от гаек просто потому, что их кинули…
— Наверное, это очень трудно — искать то, для чего не существует шкалы, — сказал я сочувственно.
— Нет, — Вершинин засмеялся. — Гораздо труднее ежеквартально обосновывать наряд-заказы на гайки.
Миником в моем кармане тихо завибрировал.
— Ладно, — сказал директор, покосившись на мой гудящий карман. — Пора и честь знать. Если хотите, Антон, приходите как-нибудь на обзорную. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Владлен Михайлович.
Кивнув на прощание, он вышел, а я торопливо полез в карман за миникомом.
— Привет, старик, — сказал с экранчика радостный Лева. — Не спишь? Тогда пляши! Тебе текстовое сообщение. Решил не тянуть до утра, так что получите и распишитесь.
Уже в своей каюте, жутко волнуясь, я открыл письмо. Сказать по правде, я был готов к чему угодно, но прочитанное послание ввергло меня в маленький шок. Почти минуту я сидел, глупо улыбаясь, а потом перечитал короткое письмо еще раз.
«Привет, милый Тошка. Знаю, что не писала больше недели. Извини. Жуткий форс-мажор. Папа выбил для меня место на ГИС «Ангара», это на Европе. Так что я лечу к тебе! Ура! Завтра буду на борту рейсового космобуса и через три недели на Европе. Тошка! Мы увидимся в первые сентябрьские выходные! Целую тебя, твоя Аришка.
P.S. Я загодя написала тебе двенадцать голосовых посланий и, пока я буду плавать в анабиозной ванне, ты будешь получать мои письма. Чмоки».
Продолжая глупо улыбаться, я набрал Левин номер. Уже слегка заспанное лицо бортинженера возникло на экране.
— Лев, ты не спишь? — сказал я, предчувствуя взрыв негодования. — Можно будет добыть у тебя две дюжины гаек на тридцать два и немного краски?..
