Но не ее. Ее – никогда. Она принадлежит ему.
Он не изучил ее, не разгадал, не понял, не наигрался с непокорной игрушкой, зажатой в его руках, как в клетке. Как в ней могло сочетаться столь несочетаемое? Внешняя слабость и внутренняя стойкость? Что стало причиной подобному противоречию? Откуда в неприметной хрупкой девице столько боевого духа?!
Но он должен был признать, что его покорила ее сила и самоотверженность, безрассудочная глупость, смешанная с желанием вырваться и детская наивность. Его бесила ее сила, но он не мог ею не восхищаться. Он мог раздражаться и гневаться на нее за непослушание, но не мог удержаться от восторга, спрятанного за маской злости и ярости от ее твердого и решительного отказа.
Вчера, когда он взял ее, она не сдалась, она боролась до конца, до его победного конца, но боролась. Она не сдалась даже после того, как проиграла. Даже ее тело сопротивлялось, оно не получало наслаждения или удовольствия, оно не желало его получать. Даже в этом девчонка осталась верна себе - она продолжала оставаться борцом. Конечно, он понимал, как мало можно извлечь удовольствия из насилия, и его никогда особо это не заботило, но она вчера находилась на грани взрыва, она балансировала на грани наслаждения, находилась в шаге от яркой вспышки оргазма, которому позволила прорваться во вне лишь с третьего раза.
И только тогда он... успокоился. Только тогда он сам остался удовлетворен. Только когда сжал в руках ее дрожащее мелкими судорогами тело и услышал невольный предательский стон, сорвавшийся с ее губ.
Почему именно с ней ему нужно было добиться подобного результата, чтобы отпустить от себя?
Он не мог дать ответа на этот вопрос, но, возможно, сможет после того, как девчонка вновь окажется в его постели. А в том, что она там непременно окажется, Штефан Кэйвано не сомневался.
Гримаса довольства отразилась на его лице, и Князь глубоко вздохнул.
Каролла... Нет, не так. Кара! Бесправная исполнительница его желаний и прихотей, которая имела смелость, наглость воспротивиться ему. Как смела? И он не мог внутренне не восхищаться силой и отвагой, сокрытой за хрупкостью и хрустальной нежностью ее тела?! Больше подобной ошибки он не совершит. Не в отношении нее. Только не в отношении нее. Он будет изучать ее медленно, неспешно, играючи. Вчера он сказал ей, что игра закончилась, не успев начаться, но он ей солгал. Игра лишь изменила правила. Она сама вынудила ему их изменить, когда оказалась не той, какой он видел ее и представлял. Она – загадка, просто требующая того, чтобы он ее разгадал. Вкусная конфетка, обертка которой оказалась обманкой.
