И как странно, что все его мысли кружились сейчас не вокруг предстоящего Совета, который должен будет состояться сегодня вечером, а вокруг нее. Бесправной девчонки. Гордой, самонадеянной рабыни, возомнившей себя независимой и свободной. Той, что попыталась, отважилась, решилась на отчаянный шаг, рискнула противостоять ему. Даже смешно! Несмешным же было то, что мысли Князя парили вокруг девчонки, недостойной того, чтобы он, Князь, думал о ней! Но он, черт возьми, думал. В течение этого дня почти постоянно.
Он пытался оборвать поток бессвязных слов и фраз, рвущихся изнутри воспоминаний прошедшей ночи, но картинки так и вставали перед глазами. И его плоть реагировала на эти воспоминания откровенно плотоядно, жадно облизываясь и требуя добавки. Требуя ее. Немедленно. Сейчас. Подмять под себя, вонзиться в тесное, уютное тело, скользить внутри нее, ощущая бешеное сердцебиение, наслаждаясь ее всхлипами и стонами ему в шею, и слушая грохочущий стук крови в виски, сводящий его с ума. Как и аромат ее страсти, неподдельной, искренней, противоречивой страсти, бросившей ему вызов.
Мысленно застонав и почувствовав дискомфорт, сформировавшийся в брюках, Штефан смачно и несдержанно выругался. Вот уж никогда он не думал, что сможет когда-нибудь так ошибиться!
Не думал, что какая-то девица, обычная серая мышка, рабыня, хрупкая девчонка, до которой боишься дотронуться лишний раз, чтобы не рассыпалась, зажжет в нем такую страсть! Ведь он отверг ее вначале. Ему не нужна была такая, как она. И он не понял, не осознал того, что хотел сказать ему о девчонке Максимус, просто не придал значения словам Ищейки. Чем его может привлечь обыденность и серость? Она окружала его, сдавливая тисками со всех сторон. Он не увидел в новой рабыне ничего примечательного, и, уж конечно, и не думал о том, чтобы спать с ней. Он издевательски посмеялся над самой лишь мыслью о том, что эта девчонка может его заинтересовать и попадет к нему в постель. И как же рьяно хохотала сейчас над ним похоть, вызывающе громко, надрываясь от смеха! Он ошибся. В ней ошибся, в себе, не разгадав ее, не увидев в ней то, что так тщательно и ловко скрывала ее внешность. Силу. Волю. Стремление. Цель. Самоотверженность и внутренний стержень. То, что он ломал так же легко, как бил стекло, но и то, что он уважал и ценил больше иных качеств. Ломал до тех пор, пока сила не давала слабину, душил, пока не начинали просить пощады, а потом... отпускал.
